Володин Э. Ф.
Византия
умирала медленно и мучительно. Некогда простиравшаяся до Кавказа, Персидского
залива, Северной Африки и юга Италии, она после арабских завоеваний в VII веке
лишилась огромных территорий, сжавшись до Малой Азии, восточного
Средиземноморья и части Балкан. Потом в 1204 году орда крестоносцев захватила
Константинополь и устроила разгром, резню и грабеж, каких мало знает всемирная
история.
А
уже турки появились на границах медленно угасавшей империи и когда весной 1453
года обложили город с моря и суши, столица византийской империи влачила жалкое
существование. Запустевший город, рушащиеся от ветхости дома, святая София,
десятилетиями не ремонтируемая, прозябание в нищете основной массы населения -
вот что представлял Константинополь перед своей гибелью. И деморализованные
горожане уже утратили волю к сопротивлению. Несколько тысяч собственно ромеев
да еще меньшее количество западных латинских наемников противостояли сотне тысяч
турок, рвущихся в бой ради добычи и невольников. Чудо, что эта горстка людей
смогла с 12 апреля по 29 мая сдерживать ожесточенные атаки турок. Но силы были
слишком не равны...
"Какой
теперь язык повернется описать или рассказать о случившемся в городе несчастье,
о страшном пленении, о жестоком переселении, которое происходило не из
Иерусалима в Вавилон или Ассирию, а из Константинополя в Сирию, Египет,
Армению, Персию, Аравию, Африку, Италию, а то и в Малую Азию и в остальные
епархии. И как?! Муж в Пафлагонию, жена в Египет, а дети по одиночке в другие
места. Они меняли свой язык на чужой язык, благочестие на нечестие, Священное
Писание на ужасные письмена.
"Трепещи,
солнце, и ты, земля! Плачь о всеобщей гибели, случившейся с нашим народом по
справедливому решению Бога за прегрешения наши! Недостойны мы поднять глаза к
небу и лишь, склонив и опустив лицо вниз к земле, мы можем взывать:
"Праведен Ты, Господи, праведен суд Твой. Мы согрешили, мы преступили
Закон, и мы наказаны за это больше всех народов. Все, что Ты послал на нас, Ты
послал воистину по справедливому решению. Однако мы молим: пощади нас,
Господи!"
Так
заканчивает свой "Плач о падении Константинополя" византийский
историк Дука. Такими горестными словами заканчивается тысячестолетняя история
величайшей православной империи, соединившей античную цивилизацию с
христианским обновлением мира и передавшей новому времени драгоценное наследие
былых времен и народов для памяти и назидания!
Эти
мои заметки совсем не об истории величия и падения одной из могущественных
империй мира, по длительности исторической жизни не сравнимой ни с какой другой
империей. Эти заметки и не о проливах, восточном вопросе и даже не о крестах на
святой Софии. Россия, ставшая со времени падения Константинополя "Третьим Римом",
до сих пор продолжает нести бремя ответственности за византийское наследие и за
веру Православную, переданную нам в чистоте, величии и полноте византийской
православной Церковью и восточными отцами Церкви, ставшими и нашими кормчими в
море житейском.
Всякая
империя - явление всемирно-историческое, оставляющее глубокий след в
человеческой памяти и служащее уроком для современных
государственно-политических образований, этнических общностей и тех
этнополитических систем, которые продолжают (в форме наследования или
отторжения - не важно) имперскую традицию. Вспышкой сверхновой звезды была
империя Александра Македонского, но именно ее образование определило облик
античности, взаимодействие цивилизаций и культур и политические процессы,
происходившие в присредиземноморье вплоть до появления римской империи.
Впрочем, и во времена Рима наследие империи Александра Македонского продолжало
быть актуально значимым, если вспомнить, например, взаимоотношения Рима и
Египта и Рима с государствами Передней Азии. Вот и византийское наследие
продолжает уже свыше пятисот лет влиять на судьбы евразийского материка, а
духовный стержень Византии - Православие - как было так и остается
смыслообразующей основой всемирной истории. Уже поэтому надо запомнить уроки
византийской империи нам, почти погребенным под обломками империи советского
типа, но убежденным, что история не закончилась и новое героическое и
жертвенное строительство империи впереди.
***
Византия
сделала славянскому миру бесценный подарок. Святые равноапостольные Кирилл и
Мефодий, по указанию Константинополя посланные в Моравию, создали славянский
алфавит - кириллицы - наше сокровище и наше нетленное достояние. Простая и
изящная графика кириллицы позволяла легко запомнить алфавит и также легко
читать уставное письмо тысячелетней давности как легко мы читаем современный
шрифт, что несомненно облегчает общение с источниками нашей седой древности
(чего не скажешь о скорописи XVII века, которую буквально надо дешифровывать
из-за ее вычурности и ложной изысканности).
Еще
одно достоинство кириллицы в ее полном соответствии славянской орфоэпии.
Совпадение звука и буквы настолько совершенно, что нет необходимости в
буквосочетаниях, чтобы выразить звук славянского языка (это тем более относится
к старому алфавиту, который отражал всю гамму славянского языкового звукоряда).
Нелепая графика романо-германских языков представляет сложность не только для
иностранцев, но и для самих носителей национальной языковой стихии и не столь
уж экстравагантен был Б. Шоу, когда учреждал денежный приз реформаторам
английской письменности. Запад не учел простой вещи - латиница не
предназначалась для языков с шипящими звуками, она не учитывала и разнообразия
гласных в языках северо-западной Европы. Схоластики механически перенесли
латиницу в языки европейских католиков и это упущение до сих пор болезненно для
народов, которые некритически восприняли латиницу. Я уже не говорю о поляках,
которые один шипящий звук изображают тремя-четырьмя буквами латиницы.
Появление
славянской азбуки открывало дорогу развитию национальной письменной литературы.
В то время, когда Западная Европа пробавлялась школьной латынью, а ее
литература существовала в форме фольклора, православные славяне уже создавали
литературные памятники мирового значения, если вспомнить, хотя бы, "Слово
о Законе и благодати" митрополита Илариона и "Слово о полку
Игореве". Литература стала формой и способом выражения национального
самосознания и в этом качестве существует до сих пор, лишний раз подтверждая
божественный смысл слова и одухотворенность литературы славянских народов.
На
своем родном языке мы читаем весь мир и на русском языке познакомились с
восточной патристикой. На родном языке, благородном церковнославянском, читаем
Новый Завет и участвуем в богослужении. И возвышенность церковнославянского
языка определена самой гармонией и духоподъемностью языковой стихии, но в нашем
богослужебном языке явственна эллинистическая традиция, переданная нам
Византией. А.С. Пушкин гениально кратко поведал об этом: "В XI веке
древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии,
даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты,
величественное течение речи; словом установил его, избавя таким образом от
медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный,
отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо
должно было отделиться от книжного; но впоследствии они сблизились..."
Апостольская
традиция проповеди на национальном языке дала возможность освятить славянскую
языковую стихию. Богослужение было понятно, доступно и, одновременно,
сакрально, что способствовало духовному возвышению молящихся и осознанию их
причастности обожению как духовному смыслу человеческого бытия. Может быть и
поэтому в России не привилась т.н. развлекательная литература и мы до сих пор
почти подсознательно различаем, где писатель стремится к одухотворению
поэтического мира, а где просто изображает увиденное, обмирщая и делая
бездуховными и поэтическую систему и мир, в этой системе представляемый.
Наконец,
кириллическая письменность вместе с греческим алфавитом в Европе долгое время
четко отделяла православие от католицизма и, позднее, протестантизма. Она была
манифестацией принадлежности языка и народа к православному миру, облегчая взаимопонимание
народов. Переход Румынии на латиницу поставил сложную проблему для самих румын,
осваивающих собственное средневековое наследие, а когда Молдавия в припадке
суверенного помрачения рассудка тоже освоила в начале 90-х годов латиницу, то с
несомненностью стало ясно, что людей волновали более политические амбиции,
нежели традиция и духовность. Попутно вспомним, что насаждение латиницы в
Сербии осуществлялось титовским режимом в богоборческих целях и во имя тех
самых "братства-единства", которые показали кровавую суть в войнах
1991 - 99 годов. По сути дела, византийский дар для православного мира был и
остается одним из показателей не только православной принадлежности, но и
мерилом исторической памяти и укорененности национального самосознания конкретно-исторического
общества, одновременно утверждая вселенскость как естественное состояние
православного миросозерцания.
***
Византийская
империя никогда не обладала таким имперским качеством как экспансионизм.
Возникнув на развалинах Римской империи после сознательного разделения ее на
восточную и западную части, Византия лишь однажды сделала попытку воссоздать
Pax Romana. Всю свою многовековую историю византийцы (ромеи) больше стремились
сохранить имевшуюся территорию, мало преуспевая в этом праведном деле.
Оценивать имперскую византийскую мощь надо не по приобретению нового жизненного
пространства, а по силе сопротивления, имевшейся у византийского государства.
Сохранить значительную часть территории после мощного имперского порыва арабов
в VII веке - для этого нужны были сила, воля и мудрость власти, армии и народа,
что наличествовало у византийской государственности и у императоров, которые
эту государственность олицетворяли. И неудержимые татаро-монгольские полчища,
разгромившие Среднюю Азию, Древнерусское государство, завладевшие Индией и
Багдадским халифатом, тоже не смогли сломить становой хребет Византийской
империи. Да и победоносное турецкое нашествие докатилось до Константинополя и
осквернило святую Софию после почти двухсотлетнего натиска и на самом излете
имперского бытия византийского государства.
Об
этой устойчивости империи надо напомнить, чтобы меньше внимания обращать на
тайны византийского двора, царедворство и заговоры и предательства, о которых
до сих пор любят порассуждать всякого рода "специалисты". Ну,
допустим. Что в конце XIX века подсчитали, что из 109 императоров 34 умерли
естественной смертью, 8 умерли на войне или охоте, 12 отреклись от престола, 12
скончались в тюрьмах и монастырях, 18 оскоплены, лишены зрения, изуродованы, а 20
задушены, отравлены, сброшены с колонны. Разве эти подсчеты говорят о
чем-нибудь большем, чем только о борьбе за власть, столь естественную и для
империй, и для карликовых государств? Империя оценивается по главному критерию
силе экспансии или, как в случае с Византией, по той устойчивости, которой
империя обладает. Еще раз напомню, Византийская империя просуществовала свыше
1100 лет и это лучшее доказательство тому, что имперская мощь и воля были куда
более значимы, чем возня вокруг трона и интриги двора. В качестве иллюстрации
от противного можно сослаться на последнее десятилетие нашей российской
истории, когда власть преднамеренно уничтожала имперский статус государства и
занималась разбоем такого масштаба и такого цинизма, которые поставили под вопрос
саму идею государственности, будущее страны и выживание народа. Повторю,
интриги дворцовые и крепость государства не всегда взаимообусловлены и
имперская воля может реализовываться не обязательно через благополучие правящей
династии (интригами и фаворитизмом переполнено правление Екатерины Великой, но
именно в годы ее царствования имперская воля и мощь определили место России в
тогдашнем "мировом сообществе" и поведение империи на протяжении
всего XIX века).
У
Византии было свое историософское предназначение, которое она исполнила до
конца и тем вошла во всемирную историю как величайшая империя и непобедимая
твердыня. Конечно же, речь идет о Православии, взлелеянном Византией и
переданном миру для движения к Пути, Истине и Жизни. Не государственная история,
не культурное своеобразие и не научно-технические достижения (хотя и обо всем
этом можно говорить в панегирическом стиле) составили удел и смысл византийской
государственной жизни. Именно и прежде всего взращивание Православия составляло
главнейшую цель жизни империи и именно этим Византия дорога всему православному
миру.
Уже
перенос столицы Восточной Римской империи в маленький благополучный Византий
потрясает своей нечеловеческой мудростью и сакральной предопределенностью.
Становится возможным укрепить взаимодействие провинций и создать властную
вертикаль в восточном присредиземноморье, где эллинизм, римское владычество,
традиционный сепаратизм вполне способны были разрушить и без того почти
призрачное государственное единство необъятных территорий. Императорская власть
справилась с задачей сохранения единства территорий, защитив этнические
общности от внешней агрессии и взаимоуничтожения.
Не
устрой Константин Великий Восточную Римскую империю, течение христианской
истории пошло бы по совсем другому руслу и католическая схизма могла бы
представлять христианство во всей его "полноте", в то время как на
востоке арианская ересь смогла бы подавить православие, которое существовало бы
в виде одной из многочисленных сект и не более того.
Уже
упомянутая арабская экспансия вполне могла смести с лица земли христианство в
Передней и Малой Азии и Северной Африке. Только присутствие мощной византийской
империи не позволило совершиться трагедии и оградило христиан даже на занятых
арабами территориях от полного уничтожения. За триста лет, предшествовавших
арабским завоеваниям, Византийская империя помогла укоренить православие в
духовной жизни этнических общностей указанных выше регионов, сделала его
смысловой основой этнического самосознания и это дало возможность этносам даже
в условиях арабского владычества сохранить себя и сохранить свою православную
духовность (немаловажно, что арабский халифат позволял веротерпимость, в
отличие от турок-завоевателей, которые знали только насилие и
конфессионально-этническую нетерпимость в отношении завоеванных народов.
Сошлюсь на известный договор, заключенный между халифом Омаром и патриархом
Софронием в 638 году после взятия Иерусалима: "Во имя Бога премилосердного
Омар - обитателям Элии. Они будут находиться под охраной и сохранять свою жизнь
и имение.
Их
храмы не будут разрушены и будут представлены им в пользование. Но вход в храм
для мусульман не возбранен и днем и ночью. И двери открыты для проходящих.
Воздвигать
крест над храмом не позволено, а также и звонить в колокола. Пусть
довольствуются билом. Пусть не строят новых храмов ни в городе, ни в
окрестностях.
Мусульманскому
страннику пусть дают в своем городе даром ночлег и прокормление в течение трех
суток.
Дети
христиан не обязаны изучать Коран, но пусть не проповедуют открыто своей веры
мусульманам, пусть никого не привлекают к ней, но пусть не мешают своим
родственникам принимать ислам.
Пусть
не выносят на улицу ни своих крестов, ни своих священных книг.
Пусть
уважают мусульман и уступают им место, когда те пожелают сесть.
Пусть
не одеваются, как мусульмане, и не покрывают своей головы, как правоверные.
Пусть
не говорят тем же языком, не называются т6еми же именами, не имеют на своих
печатях арабских надписей. Пусть не ездят верхом в седлах, не носят никакого
оружия, не берут мусульманина в услужение.
Пусть
платят исправно подать, признают халифа своим самодержцем и ни прямо, ни
косвенно не вредят его служению".
Все
эти угрозы, вероятно, осознавались Константином Великим или, хотя бы,
предчувствовались. Во всяком случае, подготовив и проведя в Никее Вселенский
собор, на котором был выработан православный Символ Веры и разгромлено
арианство, Константин Великий занялся переводом столицы в Византию и устроением
Восточной Римской империи. У государства, на глазах выраставшего в Малой Азии и
восточном присредиземноморье, была готовая религиозно-политическая доктрина, не
придуманная несколькими умниками, как это делается у нас в последние пять лет
под соусом "поиск национальной идеи", а выстраданная трехсотлетним
периодом формирования Предания, исповедничеством и мученичеством. Византия
начала свое имперское шествие воистину правым словом и на протяжении
одиннадцати веков свидетельствовала миру о Православии, обогащая и крепя
Традицию и Предание.
А
утверждать Православие приходилось в среде, переполненной эллинским
спекулятивизмом, ортодоксальным иудейским монотеизмом и отголосками местных
языческих культов. То и дело возникавшие ереси порой готовы были исказить или
вообще отменить православную традицию, а если вспомнить иконоборчество, то в
VII - IX веках оно вообще становилось религиозно-политической доктриной
империи. Арианство, монофизитство, монофелитство, несторианство, уже упомянутое
иконоборчество - мощные ереси, потрясавшие империю, а сколько малых отклонений
от Православия и местных ересиархов, о том надо отдельно читать в церковной
истории. Византия унаследовала высокую культуру предшествующих цивилизаций,
образовательный уровень населения был значителен и это в совокупности создавало
благоприятную среду для толкования вкривь и вкось Писания, не говоря уже о
жажде внести свое "веское и неповторимое слово" в Предание. Григорий
Нисский в конце IV века так сатирически описал это самодеятельное теологическое
мудрствование: "Одни, вчера или позавчера оторвавшиеся от черной работы,
вдруг стали профессорами богословия. Другие, кажется прислуги, не раз битые,
сбежавшие от рабьей службы, с важностью философствуют о Непостижимом. Все полно
этими людьми: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это - торговцы платьем,
денежные менялы, продавцы съестных припасов. Ты спросишь их об оболах
(копейках), а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену
на хлеб, отвечают: "Отец больше Сына". Справишься: готова ли баня?
Говорят: "Сын произошел из несущих". Сарказм налицо, но ведь если
"богословствовали" рабы и черный народ, то уж свободные крестьяне и
ремесленники "творчески развивали" эти и другие идеи куда как
активнее. А что тогда говорить об "интеллигенции"и монашеской братии,
которым само положение позволяло идти "дальше, дальше, дальше"по
любому богословскому вопросу, чтобы в конце пути оказаться лжеучителями и
внеправославными (выбираю самые мягкие слова) толкователями Писания и Предания.
В
этом бушующем море амбиций, заблуждений и искушений была имперская воля, чтобы
Истина воссияла, соблазн расточился и подлинное слово просветило духовный мир
человека и общества. Пример Никейского собора здесь был благодатно непререкаем,
что позволило самые трудные и действительно судьбоносные проблемы решать именно
соборно и именно вселенски. С 325 года по 787 год было проведено семь
Вселенских соборов, решения которых определяют до сих пор нашу православную
жизнью. Но важно помнить, что в тех исторических условиях имперская власть была
светским двигателем духовного строительства, что лишний раз подтверждает мнение
о Византии как империи духовного делания, что бы ни писали историки и
современники об интригах и хитросплетениях дворцовой жизни.
А
какие подвижники и духовные ратоборцы преодолевали соблазны и строили
неприступную православную твердыню! Одно перечисление имен поражает мощью духа,
которой обладала Византийская империя: Афанасий Великий, Василий Великий,
Григорий Нисский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Максим Исповедник, Иоанн
Лествичник, Иоанн Дамаскин, Роман Сладкопевец, Ефрем Сирин, Григорий Палама,
Симеон Новый Богослов. Марк Ефесский...
А
сколько святых, исповедников, наставников, проповедников, молитвенников дала
Византия миру во свидетельство Православия и его торжества! Империя воистину
была государством, взлелеявшим Православие, помогавшим утверждению вероучения.
В борьбе с ересями и уклонениями в Византии были утверждены догматы, обряды и
православное богословие той глубины и того совершенства, которые и спустя века
остаются незыблемыми, непререкаемыми и неопровержимыми.
***
Я
уже написал, что Православие утверждалось в борьбе с ересями и лжеучениями.
Болезненность этого процесса несомненна и надо еще раз подтвердить роль
Византийской империи в утверждении православного Предания и православной
Традиции. Лишь однажды, но на протяжении почти столетия имперская власть впала
в искушение иконоборчества, что немедленно породило общеимперскую смуту,
ослабило государственные институты и только уже вполне сформировавшееся
православное миросозерцание не позволило ереси стать государственной
идеологией. Седьмой Вселенский собор в 787 году дал развернутую и догматически
безупречную критику иконоборчеству, сохранившую непререкаемость до сего дня и
равно приложимую к католическим и протестантским отрицаниям иконы, связывающей
нас с горним миром и горний мир с верующей братией. В 843 году императрица
Феодора в первое воскресенье Великого поста торжественно провозгласила
возвращение к почитанию икон и это событие мы празднуем каждый год как
торжество Православия.
Следующим
ударом, потрясшим империю, был захват Константинополя в 1204 году
западноевропейскими бандформироваиями под благочестивыми лозунгами похода на
Святую Землю и во главе с паханами с титулами герцогов, графов, маршалов.
Бандиты захватили столицу и устроили грабеж драгоценностей и святынь, чего не
делали менее просвещенные завоеватели. Вероятно, в это время была похищена
Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. Без вероятия, в одичавшую Западную
Европу переправлялись православные реликвии и именно в это время часть византийских
архивов и библиотек оказалась на Западе, создав интеллектуальный фон для
проторенессанса.
Византия
трудно поправлялась после освобождения от рыцарей-бандитов, но у нее еще
хватило сил для палеологовского возрождения. На излете творческого потенциала
она смогла подарить православию исихазм и Григорий Палама, Добротолюбие и
афонское монашество стали великими событиями византийской, православной,
всемирной истории (как промыслительно все происходит! Исихазм в Византии был
прощанием империи с миром, в то время как в России он стал духовным деланием,
подвигшим Сергия Радонхского на возрождение крепости духа в жертвенном подвиге
героев Куликовской битвы).
Но
империя уже выполнила свою историческую задачу. Но турки уже обступили со всех
сторон остатки некогда грандиозного государства, и понятно было, что на очереди
стоит захват Константинополя. На исходе сил и при истончении воли к власти
империя совершила акт апостасии, который стал и актом отречения от Традиции и
предательством исторического целеполагания византийской государственности. В
поисках союзников, способных защитить страну и столицу от турецкого ятагана,
империя обратилась к Ватикану за помощью, пожертвовав ради призрачного спасения
от турок чистотой православной веры. В 1439 году после двухлетних дебатов в
Ферраре во Флоренции были подписаны документы, провозгласившие унию католицизма
и Православия. Было предано Православие, но вместе с ним был перечеркнут смысл
имперской государственной жизни . Флорентийская уния была смертным приговором Византии
и он был приведен в исполнение весной 1453 года. История империи закончилась.
Но
если закончилась история Византийской империи, то не закончилась история
Православия. Марк Ефесский выступил против унии (ни в Ферраре, ни во Флоренции
папская сторона не смогла выдвинуть ему достойного оппонента) и не позволил
католицизму исказить устои православного вероучения и церковного устроения. В
день кончины своей он произнес слова, обращенные к сановнику Схоларию, но
ставшие завещанием Византии всему православному миру: "И в равной мере он
долженствует и в отношении Бога и Веры и Церкви верно и чисто бороться за Веру.
И я сам возлагаю на него эту борьбу, чтобы вместо меня он был защитником Церкви
и водителем здравого учения и поборником правых догматов и Истины, имея
поддержку в Боге и в самой Истине, о чем и ведется борьба; чтобы бывая общником
в этом Святым Учителям и богоносным Отцам, великим богословам, он воспринял
награду от Праведного Судии, когда Он объявит победителями всех тех, которые
боролись о Благочестии. Но и он сам должен всеми силами иметь рвение о
благостоянии правых догматов Церкви, как долженствующий дать отчет о сем в час
суда Богу и мне, поручившему ему сие, а также понадеявшемуся принести в Благую
Землю эти слова, приносящие более чем стократный плод. Пусть он ответит мне о
сем, дабы, отходя из настоящей жизни, я возымел совершенную уверенность, и
чтобы, отчаявшись в исправлении Церкви, я не умер в печали".
В
сути своей, это было завещание всему православному миру, но только Россия тогда
(и сейчас!) оказалась способной на имперском уровне сохранить в чистоте
Византийские Дары. Да, конечно, православные церкви на Ближнем Востоке, их
существование и верность семи Вселенским Соборам среди мусульманского мира уже
чудо свидетельствования о святости Православия, но без Российской империи само
православие не могло бы сохраниться и каждый, посягавший на веру и верующих,
вынужден был считаться с фактом присутствия православной России в мире.
Вот
в чем, как мне представляется, заключается смысл российского имперского бытия.
Византия передала нам Православие, и мы должны донести его до Вечности в
первозданной чистоте. В Римской империи (Первом Риме) зародилось христианство,
в Византийской империи (Втором Риме) христианство обрело законченность и чистоту
в Православии, в России (Третьем Риме) Православие должно было сохраниться,
чтобы при встрече с Вечностью во время Второго Пришествия оно свидетельствовало
о малом стаде и о верных, которые могут спастись.
И
Россия справилась со своей исторической задачей. Исидор, представлявший на
Флорентийском соборе Россию, был с позором изгнан с митрополичьей кафедры и
Россия сама стала поставлять в митрополиты своих людей, чтобы позднее Церковь
обрела статус автокефалии со своим патриархом. За всю историю в Русской Православной
Церкви были две ереси стригольников и жидовствующих, но они были быстро и
радикально искоренены, ничем не повлияв на церковную жизнь и жизнь государства.
И
раскол, произошедший на грани XVII - XVIII веков тоже не затронул чистоты
Православия, хотя петровские протестантские новации болезненно сказались на
состоянии Церкви и выявили шаткость имперской власти в отношении стержня
российской государственности каким всегда было и остается Православие.
Жертвенный подвиг царской семьи в 1918 году был оправдание империи как
хранительницы Православия, а тысячи новомучеников и исповедников ХХ века лишь
подтвердили, что Святая Русь жива и хранит Византийский дар для покаянного
вручения Господу.
А
что касается искушений, то наше последнее десятилетие показало, сколь много их
и как они прельстительны. Но в системе предложенных здесь рассуждений, дело не
в католическом прозелитизме, не в протестантском проповедничестве и даже не в
тоталитарном сектантстве. Дело в государстве, которое сознательно сбросило с себя
легкое бремя защиты Православия и своей "светскостью" сознательно
отказалось от имперской воли и имперских обязанностей. Для России переход в
режим "демократического государства" с "суверенной
личностью" и приоритетом "общечеловеческих ценностей" есть предательство
Традиции и целеполагания государственного бытия. И вот почему Четвертому Риму
не быть - принять, сохранить и продолжить имперский подвиг Византийской империи
и Российской империи никому не под силу. А уж когда внутри Церкви экуменическая
зараза находит у пастырей и мирян благожелательный отклик, то как не вспомнить
Флорентийскую унию и трагедию 1453 года...
В
ожидании неизбежной, обетованной и чаемой Вечности будем трудиться далее. Будем
надеяться, что не все еще сказано, не вся имперская воля исчерпана. И для
укрепления сил будем с радостью поминать наших братьев православных в Сербии,
Болгарии, Греции, Сирии, Ливане, Палестине. Они тоже наследники Византии, они
тоже Хранители Традиции и Византийского Дара. Помянем всех их в молитвах о
воссоединении Церквей на основе решений семи Вселенских соборов, на основе
православного Предания, которое есть осуществленное Писание.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайтаportal-slovo.ru/