Авантюрно-героическая эпоха географических открытий способствовала всплеску европейской и мировой торговли. Неистовая пассионарность, так же как и жажда добычи толкали португало-испанцев на беспримерные подвиги. Впереди купцов шли капитаны. Варфоломей Диас в 1486 г. огибает мыс Доброй Надежды, а Васко де Гама в 1498 г. достигает берегов Индии. В 1515 г, португальский флот уже затруднял мусульманским судам выход из Персидского залива в Индийский океан. Испанцы направляют в 1492 г. на поиски новых торговых путей экспедицию Христофора Колумба. И к 1545 г., они овладели уже всем американским материком. Фердинанд Кортес в Мексике, а Пи-сарро в Перу захватывает сокровища, стоимостью более миллиарда золотых франков. От испанцев не отстают голландцы, англичане и французы. Эпоха рационализма по-деловому уверенно входила в быт и хозяйственную жизнь европейских городов. В стремительном экономическом порыве отчётливо проявляются признаки европейской цивилизации, своей энергичной напористостью и деловым прагматизмом решительно отмежевавшейся от погрузившегося в вековую дремоту Востока. Европейская торговля оживает. Барыши в 300% при торговле с колониями считаются нормальными. Капиталы растут невиданными ранее темпами. Вместо обычных в средневековье 12%, южно-германская фирма Фуггеров ежегодно зарабатывает с 1511 по 1527 гг. от 54 до 92% и увеличивает свой капитал до двух миллиардов золотых франков. В Европе денежный оборот неизменно увеличивается, появляется товарное производство. Средневековый цех окончательно уступает место мануфактуре. Феодализм вынужден уступать шаг за шагом новой экономической формации, наречённой капитализмом. Нараждающиеся абсолютистские государства неприминули использовать экономический прогресс в своих интересах, в целях укрепления своего хозяйственного, финансового, религиозного и, прежде всего, военного базиса.

В военном искусстве новый экономический фундамент сказался с молниеносной быстротой. Европейская армия стремительно трансформируется под воздействием хозяйственно-технического прогресса. Подогретый усиленными финансовыми инъекциями, он производит поистине революционные изменения в практике ведения войны. С холодной деловитостью он совершенствует механизм смерти и разрушения, внедряет в феодальное войско сотни технических приспособлений, помогающих легко и быстро убивать человека. Лицо и сущность армии постепенно видоизменяется. Из войска гордых и честолюбивых дворян-рыцарей она превращается в армию расчётливых солдат-профессионалов. В период первоначального накопления капитала война ведётся армиями, образованными из деклассированных любителей приключений, готовых дорого продать свою кровь и жизнь.

В качестве теоретической основы военного дела в XVI-XVII веках постепенно возрождается искусство античных народов. Военные апеллируют к полководческому авторитету выдающихся греков и римлян. В профессиональной среде всё чаще начинают рассуждать о войне, как о науке и искусстве. Военное искусство, военная наука, зарождаются в сфере профессиональной, т.е. там, где военная профессия становится основным средством для существования человека.

Труднейшим этапом на пути этой эволюции являлось воскрешение понятия о дисциплине, утраченного в период натурального хозяйства средних веков. Только кое-где в монашеских и рыцарских орденах имелось представление о начальнике и приказе. В религиозных распрях XVI века понятие о дисциплинированности и исполнительности воссоздаётся параллельно с профессионализацией военной службы. Широкое теоретическое обоснование дисциплины дал вождь католической контрреформации, создатель замечательного своей спайкой ордена иезуитов, Игнатий Лойола, требовавший не только низшую ступень - дисциплину поступков, но и дисциплину мысли и воли. Мощь скованной железной дисциплиной организации сразу почувствовалась в отпоре, который иезуиты сумели организовать натиску идей реформации, но в войска идеи дисциплины еще не имели доступа. Католические армии начального этапа религиозных войн представляли собой своеобразное сборище вольницы.

Нравственный облик европейской постоянной армии представлял собой причудливое сочетание рыцарского благородства и чести, алчности и неукротимой разнузданности ландскнехтов, испанского религиозного фанатизма, голландского прагматического расчёта и пуританской верности долгу. В ответ на католическую реакцию в XVI веке Реформация выдвинула боевое направление протестантства- кальвинизм и пуританство. Сплав процветающей торгово-финансовой экономики с суровыми протестантскими догмами стал основой нового военного искусства. Суровое учение Кальвина пустило корни в тех частях Европы, где мощным потоком била новая экономическая жизнь и складывался новый тип делового и промышленного европейца. Это - Женева - крупный торговый и биржевой узел, торговые и промышленные центры Франции, деловая, северная часть Нидерландов и восточные и южные промышленные графства Англии. Именно здесь появляются ростки нового военного дела. Каждому этапу европейского военного строительства соответствовал свой облик солдата. Каждая эпоха устанавливала свой неписаный моральный кодекс. И вот военное дело постепенно утрачивает черты сословной дворянской чести и рыцарского благородства, на смену которым приходят утилитарно-профессиональные качества. Носителем новых тенденций, как ни странно, выступает не гордое, воспитанное на образцах долга, чести и мужества, исполненное высоких добродетелей дворянство, а отряды хищных корыстолюбивых кондотьеров, полудиких, спустившихся с гор швейцарцев, алчных до наживы немецких ландскнехтов. Это они избрали себе основным занятием войну, дело опасное, но столь же прибыльное, как и необходимое. Предводительствуемые своими вождями или капитанами, они, подобно цыганским таборам, с семьями и скарбом кочевали из одного края Европы в другой. Их скрипучие повозки, груженные оружием, амуницией, домашними пожитками, направлялись влекомые изменчивой авантюрной судьбой туда, где вспыхивали бесчисленные политические конфликты, династические дрязги и внутрисемейные монархические склоки, грозящие разразиться очередной войной. Да, в войнах в Европе периода позднего средневековья недостатка не было. И спрос на солдатскую профессию оставался устойчивым и высоким. За наемной солдатнёй в поход следовало огромное число женщин, отягощенных продовольствием, необходимым в походе нехитрым скарбом. За многими женщинами брели и дети.

Заготовка оружия, обмундирования, продовольствия лежала целиком на солдате, который должен был жить на получаемое жалованье. В случае болезни или ранения, на медицинскую помощь наемнику не приходилось расчитывать. Чтобы обеспечить себе уход в случае ранения, чтобы было кому-нибудь позаботиться о приготовлении пищи, о приобретении продовольствия, наемник имел обыкновенно женщину.

Постепенно выработался механизм «трудоустройства» наёмных банд. Как правило, отряды нанимались на службу на срок от I до 3 месяцев, иногда и на больший. Чем определялись такие, небольшие сроки службы? Во-первых, наиболее удобным временем года для проведения военных кампаний. Обычно, боевые действия велись в летнее время, осенью войска распускались до весны. Во-вторых, солдатский труд оплачивался довольно высоко, и дорогим удовольствием было заполучить для личных нужд пусть небольшую, но - всё-таки армию, да ещё и на продолжительный срок. Обычная норма солдатского жалованья - 4 гульдена в месяц, лучшие солдаты получали двойное жалованье. Капитан имел жалованье 40 гульденов, полковник -400 гульденов, кроме того, полковник и капитан имели право на казенный счет содержать драбантов, т.е. телохранителей. Для расчета жалованья месяц считался с 1 -го числа до первого сражения. С каждого боевого столкновения или штурма города считался новый месяц. Важнее жалованья для солдата часто была возможность пограбить. Добыча шла в раздел, за исключением пушек и пороха, которые полностью поступали в распоряжение капитана.

Устройство наемных войск было, в общем, следующее: монарх или чаще лицо, взявшее на себя формирование армии, поручало вербовку частным лицам меньшего масштаба - известным среди ремесленников военного дела полковникам. Последние выбирали 10-18 капитанов и. поручали им формировать роты, до 400 человек в каждой. Над всеми этими ротами полковник учинял свой регимент, свое правление. В ротах было очень небольшое количество офицеров.

Эпоха Реформации явила офицера наемных войск, скупо одетого, никогда не улыбавшегося, вечно занятого, кальвиниста по своим убеждениям. У кальвинистов и пуритан жизнь - это непрерывное исполнение долга. Они вырабатывали в себе волю, были методичны, не тратили лишних слов, обдумывали выражения, не давали хода своей фантазии, работали сами, не покладая рук, и не терпели бездельников.

В драматический период религиозных войн в значительной степени под влиянием идеологии боевого направления протестантства появляется новый тип солдата и офицера. Неуступчивость, воинственность, раздражительность, жадность к деньгам, педантизм, беспощадность к человеческим слабостям, преследование всего яркого и самобытного, высоко развитое чувство собственного достоинства - вот характеристика, которую дает пуританам современник. Этот идеал военного, к которому подошла протестантская Европа после ряда религиозных войн, очень далек от свирепого, буйного ландскнехта, имевшего отвращение ко всякому мирному труду и проводившего время в кутежах и игре в кости. Изменение внутреннего мира, характера и жизненной мотивации военного как в зеркале отразились на развитии всего военного дела. В организации и обучении войск, в переходе к новым формам тактики в Европе сказалось торжество нового типа деловых людей.

Офицер новой формации резко выделялся на фоне надменных консервативных испанцев в их изысканных, уже выходивших из моды колетах с жёсткими накрахмаленными жабо, в ху-бонах и кальсонос. Он сторонился и французов в их живописных костюмах, украшенных золотым и серебрянным шитьём, мало приспособленных к трудностям полевой жизни. Он, человек без гражданства, без национально-патриотических предрассудков, без напыщенной рыцарско-дворянской фамильной спеси, которому чувство Родины вполне заменила верность контракту, готовый за приличное материальное вознаграждение строго и педантично выполнять условия договора, был и одет под стать своему рациональному складу ума. Грубый кожанный дублет с высокой талией и с разрезными басками, иногда скромно со вкусом декорированный, из-под которого выпускался кружевной отложной воротник тонкого фламандского полотна. Он предпочитал удобные штаны, то широкие, то узкие в зависимости от бытовавшей моды и сапоги из лосиной кожи, которые в строю кавалеристы меняли на тяжёлые ботфорты с тупыми носами, широкими раструбами и шпорами. Широкополая мягкая шляпа, Щегольски притянутая одним краем к высокой тулье, украшенная или страусиными перьями или разноцветными лентами, дополняла живописный портрет военного XVII века. Примерно так одетые молодые люди при шпагах и шпорах загадочно взирают на нас с пыльных полотен знаменитых Голландцев и Фламандцев.

Авторитет начальников в наемных полках страдал в значительной степени вследствие того, что солдатам было известно; что полковник показывал большую наличность солдат, чем она была в действительности, чтобы присвоить себе содержание мертвых душ. Весьма часто на бумаге численность наемного полка была вдвое многочисленнее, чем на самом деле. В случае смотра, для пополнения численности части, в строй ставились так называемые пасволанты, нанятые на прокат люди, обычно слуги, иногда даже переодетые женщины. Обычаи того времени не позволяли, в случае обнаружения такого мошенничества, вменить его в вину действительно виновным - полковнику и капитану, но устав требовал, чтобы статисту, изображавшему солдата был отрезан нос, чтобы он не мог продолжать работу подставного лица.

Постоянные армии Европы рождалась не на пустом месте. К XVI-XVII векам они накопила богатый опыт и создали свои боевые традиции. Условия функционирования государств Западной Европы в эпоху XVI-XVII веков позволяли формировать удовлетворительную вооруженную силу только на условиях наемничества. Образец пехоты был дан швейцарцами, но подражать им было нелегко, так как у швейцарцев не было ни уставов, ни строевого учения. Техника подготовки солдата в XVI веке оставалась неразработанной. Первый раз вне Швейцарии задача образования регулярной пехоты, сколоченной в тактические единицы, была решена в Германии императором Максимилианом. Постоянных частей еще слабые в экономическом отношении государства держать не могли. Солдат вербовали сегодня, а завтра они уже выступали в поход. Литература XVI века не говорит ни слова об обучении и воспитании солдата.

Уставы не обязывали последнего к строевым занятиям. В этих условиях сплотить в несколько дней навербованных наемников можно было лишь при условии, чтобы это были настоящие профессионалы, не имеющие вне военного дела никаких национальных, политических или религиозных интересов. В таких профессионалов и выработались созданные Максимилианом ландскнехты. В первый раз ландскнехты выступили в борьбе Максимилиана с бургундскими городами (1482-1486 гг.). Слово ландскнехт означало агента судебной власти, нечто среднее между жандармом и судебным приставом. Максимилиан, желая подчеркнуть, что он не ведет войну, а только усмиряет беспорядки, назвал вновь образованную пехоту ландскнехтами. В корпорации ландскнехтов слились в одно тактическое целое небогатое дворянство, рыцарство, и авантюристы из числа горожан и крестьян. Наконец, достойным предшественником европейского регулярного войска выступали испанцы, до 30-х годов XVII века оспаривавшие честь называться лучшей пехотой Европы.

Монархи и правительства давно осознавали преимущества постоянных, находящихся на государственной службе полков перед временными, нанимавшимися на период кампании. Французские короли, итальянские и германские князья не раз пытались поставить на военную службу национальное ополчение. Милиционный принцип в той или иной мере пытались реализовать то в одном, то в другом уголке Европы. Страстно проповедует против наёмничества Маккиавелли, Людовик XI создаёт корпус вольных стрелков, а Франциск I - милиционные формирования под амбициозным именем легионов. Всё было тщетно и обречено на неудачу. Слабость социально-экономической базы, скудность государственной казны не позволяли содержать постоянное войско. Денег не хватало даже для оплаты ополченцев, не то что наемных солдат. Голодные и возмущенные, они покидали позиции и шли грабить обывателей, превращая богатые торговые города в дымящиеся руины, цветущие провинции - в безжизненные пустыни. Часто, не имея возможности расплатиться с войском, полководец отдавал своим солдатам на 2-3 дня завоеванную провинцию на разграбление. Как правило, после взятия города, военачальник отдавал его в распоряжение солдатам на несколько часов. Таковы были неписанные законы войны.

Ужас наемничества состоял в том, что, когда война оканчивалась, деклассированный наемник не находил себе места. С приобретенными на войне навыками крестьянин уже не годился быть крепостным, в городе на демобилизованного смотрели с опаской. Демобилизация представляла непреодолимые трудности. Главный рынок наемничества в средневековье представляла Фландрия (особенно Брабант), так как в этом углу Европы было удобно вербовать и Германии, и Франции, и Англии. Уже в 1171 г. между Фридрихом Барбаросса и французским королем Людовиком VII было заключено взаимное обязательство — не терпеть в своих государствах «бесславных людей, брабансона-ми или которелями называемых». Ни один их вассал не должен был допускать, чтобы такой человек (т. е. бывший наемник) женился на их земле или поступил на постоянную службу. За предоставление работы и угла демобилизованному епископ отлучал от церкви, а соседи силой принуждали выгнать демобилизованного. Через 8 лет Латеранский собор грозил сильнейшими карами против наемников всех категорий и национальностей, а в 1215 г. Великая Хартия Вольности вовсе запрещала наемничество.

В этих условиях наемники поневоле, как люди, которых демобилизация ставила вне закона, складывались в тесно сплоченные товарищества, в компании. В особенно трудном положении оказывалась Франция в перерывы Столетней войны. Чтобы дать отпор английским наемным войскам, французы были вынуждены завести и у себя многочисленные наемные части. Во время перерыва войны на территории Франции оказывались поставленные вне закона, но крепко сплоченные, английские и французские компании, которые обращались как бы в акционерные общества. Предводимая протопопом Арно-де-Серволь банда так и звалась - «общество для достижения прибыли». Они делили между собой страну и грабили каждая свой участок. При невозможности справиться с шайками наемников оружием, единственным средством избавиться от них был призыв их на новую войну - заманить их в крестовый поход против турок или отправить в Испанию поддерживать претендента на королевский престол. Демобилизация наемных войск связана была с тяжелыми переживаниями, как для государства, так и для населения. У Вальгаузена, переводом коего является первый русский устав, дан драматический очерк поведения демобилизованого воинства. Здесь и сведение счетов с нечистоплотным на руку начальством, и вызовы на дуэли, и массовые грабежи, и жестокие избиения. Вальгаузен находит, что было бы гораздо правильнее не распускать вовсе полки с заключением мира. Но это требование, высказанное во втором десятилетии XVII века, обогнало историческое развитие на полвека - государственный аппарат еще недостаточно укрепился, налоговая система была недостаточно продуктивна.

Ватаги распущенной наемной солдатни производили страшные опустошения среди обывателей, проходя по их землям в поисках новой работы. Демобилизованные кучками бродяжничали и жили грабежом, пока не представлялся случай завербоваться вновь на выгодных условиях. В начале 30-летней войны курфюрст Бранденбурга даже издал особый эдикт, устанавливавший размер обязательной милостыни, которую каждый крестьянин должен был подавать демобилизованному.

Экономический подъём позволил государству разрешить, наконец, трудности, связанные с содержанием наёмных войск. Совершенствование мануфактуры, бурный всплеск торговли, активная колониальная политика ведущих европейских держав, упорядочение финансово-налоговой системы отразились на положении войск.

Считается, что первая постоянная наёмная армия появилась в буржуазной Голландии. Вновь созданная буржуазная военная машина требовала теоретического обоснования, передовой технологии, революции в области вооружения. Но насущнее всего ощущалась необходимость в звонкой монете. Вскоре всё это реализовалось во плоти. Деньги на армию дало богатое нидерландское купечество и банкиры, чьи экономические интересы и политические претензии она и призвана была отстаивать. Предводительствуемая знаменитым Морицем Оранским, она явила собой передовое явление в военном искусстве, открыв эру постоянных регулярных войск. Многие полководцы Европы начинали свою карьеру под знаменами нидерландской революции, став последователями нидерландской военной системы. Тем не менее, только после Тридцатилетней войны (1618— 1648 гг.) Европа, пережившая ужасы грабежей и насилия наемной солдатни, приходит к пониманию необходимости замены «сезонных» наемных отрядов постоянными войсками. Французы не замедлили последовать примеру своих противников, и после Деволюционной войны 1667-68 годов нашли возможным не распускать по обыкновению вернувшуюся из похода армию. Армии повсеместно становятся постоянными. Комплектовались они, в основном, вербовкой. Правительство выдавало некоему частному лицу, будь то полковник королевской службы или вновь принятый на службу знатный иностранец, или просто ветреный куртуазный вельможа блестящего королевского окружения, патент или разрешение на формирование полка. Казна подкрепляла патент определенной суммой денег. Для вербовки полковник высылал своих капитанов по городам и весям. Условия службы солдата существенно изменились. Теперь она не ограничивалась походом, осадой города, короткой летней кампанией. Из высокооплачиваемой, связанной с риском для жизни авантюры служба превращалась в тяжёлый малопривлекательный непристижный труд. Она становится постоянной, иногда -пожизненной. Мрачные перспективы омрачались жёсткостями дисциплины, изматывающими физические силы бесконечными строевыми учениями. Нищенское существование дополняло удручающую картину жизни солдата. Государство, взяв на себя содержание солдата, присвоило себе и часть солдатского жалованья. Солдату на руки выдавались лишь жалкие крохи. Условия существования солдата были просто невыносимыми. Денежное содержание британского солдата составляло 8 пенсов ежедневно, в то время как даже наёмные батраки в деревне получали 10-12,5 пенсов в день. В итальянских городах на папертях костёлов нередко можно было лицезреть оборванных солдат, просящих милостыню, в мирное время им разрешалось христарадничать, чтобы не умереть с голода. К профессии военного относились с презрением и брезгливостью. Стоит ли говорить, что добровольцев служить поубавилось. Вербовщики, как правило, не обременённые высокими нравственными добродетелями, не были разборчивы в средствах, часто используя обман и насилие. Стоило обречённому поставить свою подпись в контракте, он считался зачисленным в полк рекрутом со всеми вытекающими из этого последствиями. Полковые и ротные предводители заставляли вступать в полк своих вассалов и крестьян, не смотря на то, что законом это не допускалось. Правительство, достоверно осведомлённое о подобных злоупотреблениях, предпочитало закрывать на них глаза, находя их не более чем забавными проделками. Тем более, что такими, пусть не совсем законными, путями пополнялись ряды королевской армии. Срок службы для солдата, например, во Франции в 1666 году составлял 4 года. Вербовка надолго оставалась основным, но не единственным способом строительства войска. Почти во всех государствах продолжали обращаться к услугам национального военного сословия - дворянства. Дворянское ополчение продолжало заявлять о себе как о боеспособной единице, составляя постоянную часть феодальных войск. К середине XVII века с укреплением постоянных королевских армий дворянские рыцарские ополчения существенно поредели. Дворяне пополняли ряды офицерского корпуса постоянных армий. Удельный вес дворянского ополчения в европейских войсках постепенно снижается, а в некоторых - исчезает совсем. Так, во Франции дворянское ополчение созывается под знамёна последний раз в 1674 году.

Постоянные наемные полки составляли костяк европейских армий 2-ой половины XVII века. Их численность всё-таки была недостаточной для ведения активных военных действий. И к концу XVII столетия всё отчётливее проявляется тенденция к неуклонному возрастанию численности вооружённых сил. Массовость армии обеспечивается за счёт принудительных наборов среди населения. Наборы были средством исключительным, и к ним прибегали, как правило, в военное время. Небольшие компактные наёмные армии увеличивались до внушительных масштабов принудительными наборами. Военная история знает две разновидности таковых: рекрутский набор и конскрипция. Разница между ними непринципиальная. Рекрутов или конскриптов набирали, как правило, на период войны. Их обучали и направляли на доукомплектование действующих полков. На Западе впервые опробовать рекрутскую повинность было суждено Франции. Первый опыт был предпринят ещё кардиналом Ришелье, но тогда он не прижился, и от него быстро отказались. Слишком слаба ещё была власть государства, слишком велико - сопротивление со стороны родовитых вельмож, влиятельной аристократии, особенно, принцев крови, членов королевской фамилии. Все они являлись частными владельцами рот, полков, отдельных армий. Они видели в армии форпост сопротивления крепнущему абсолютизму, всё увереннее попирающему дворянскую независимость и родовые привилегии. Они привыкли рассматривать войско одним из немногих ещё сохранившихся осколков некогда могущественного дворянского влияния и не собирались допускать туда ничьей власти кроме своей. Но в этой исторической битве против Ришелье и Мазарини дворянству суждено было проиграть.

Классической армией Западной Европы 2-ой половины XVII - первой половины XVIII веков стала постоянная армия, скомплектованная на основе найма, в военное время дополненная частично путем вербовки, частично -рекрутскими наборами. Рекрутский набор как способ создания массовой армии утвердился в эпоху Людовика XIV. Первый набор был проведен в 1688 году накануне войны с Аугсбургской лигой (1688-1697 гг.). Всего было призвано 25050 солдат, из которых было сформировано 30 полков. После Рисвикского мира 1691 года все они были распущены. Недостаток охотников перед войной за Испанское наследство (1701-1714 гг.) вынудил правительство прибегнуть к принудительным наборам по жребию. В ходе войны за Испанское наследство рекрутские наборы проходили ежегодно. После её завершения в 1714 году все рекруты, набранные во французской армии в ходе войны, были распущены по домам. Англичане пополняли армию, действующую на континенте, широко применяя как легальные, так и нелегальные методы набора. Укомплектовать действующие полки, постоянно тающие от кроворолитных боёв и опустошительных болезней, представлялось не такой простой задачей. В течение 12 лет войны за испанское наследство парламент Великобритании рассмотрел не менее 9 положений о рекрутах, стараясь разрешить неразрешимое. Для привлечения волонтёров широко использовалась популярность личности герцога Мальборо, главнокомандующего силами союзников во Фландрии. Но на подобные уловки попадались немногие. За каждого рекрута вербовщикам полагалось вознаграждение, которое неизменно повышалось с 2 фунтов стерлингов в 1703 году до 5 фунтов стерлингов в 1708 году. Но и это не решало проблемы. Часто прибегали к обману и откровенному насилию. Не даром большой популярностью в народе в те годы пользовались капитан Плам и сержант Кейт, персонажи пьесы Георга Форгуара «Офицер на вербовке». Находчивые плуты, они забавляли публику остроумными выходками и ловкими махинациями, заманивая простаков в королевскую армию. Условия содержания рекрутов были ужасные. В Лондоне до отправки на континент их месяцами содержали как преступников в печально известной «Савойской цитадели», крепостном каземате, сыром и холодном, совершенно не приспособленном для проживания. Впрочем, от тюрьмы армейская казарма ушла недалеко. Хотя криминальные элементы в армию не допускались, в военное время парламентом разрешалось записывать в полки преступников, например, должников или растратчиков.

Создаётся впечатление, что командиру полка было всё равно, что за сброд находится под его знамёнами. Главное, это количество рук, способных держать оружие. Морально-юридическая сторона вербовки, в результате которой численность батальонов доводилась до штатной, его совсем не интересовала. Дайте нам более-менее подходящий людской материал, и мы сделаем из него боеспособные части. Какими методами - этот вопрос никогда не являлся профессиональной тайной для общества. В ход шла каждодневная изнуряющая муштра, изощрённые наказания за малейшее нарушение, жестокая, не жёсткая, но именно жестокая дисциплина. Слепое повиновение своему командиру, постоянная угроза смерти за неподчинение должны были сделать из рекрута умелого дисциплинированного профессионального бойца.

Порядок набора войск в Германских государствах был примерно следующим. Перво-наперво, опубликовывались официальные указы властей о призыве в армию всех желающих. Вербовщики, назначенные командирами полков, на рыночной площади или у приходской церкви под барабанный бой зачитывали эти указы, приукрашивая от себя службу в императорской армии, полную приключений и подвигов, которые непременно ожидают счастливых кандидатов в солдаты. Без лицемерия в этом деле никак не обойтись. И так, как правило, желающих находилось немного. На удочку клевали люди или отчаявшиеся, окончательно запутавшиеся в жизненных проблемах, или находящиеся не в ладу с законом, пытающиеся скрыться от правосудия. Добровольно на себя ярмо никто надевать не спешил. Если у обывателя все было более-менее благополучно, он и не задумывался над перспективами армейской карьеры. Следующий этап пополнения армейских рядов уж совсем не делал чести славной имперско-австрийской армии. Открывались мрачные тюремные застенки, и перед их обитателями ставился выбор: или дальше гнить за сырыми стенами данных учреждений или отдать жизнь, если конечно повезёт, за Императора. Нужно отметить, что свобода выбора перед узниками зависела от реальной ситуации. Городские и окружные власти в этом с удовольствием шли навстречу военному командованию, избавляясь таким образом от преступников, нищих, бродяг и прочих нежелательных элементов. Если государство находилось в состоянии войны, то, как правило, с обитателями провинциальных каталажек, сидящих за бродяжничество, попрошайничество, никто и не разговаривал. Их просто строили и под охраной жандармов отводили в расположение полка. Там они поступали в полное распоряжение педагогов-воспитателей, унтер-офицеров, капралов, главным орудием воспитания которых была трость или обыкновенная палка. Если же обстановка не требовала экстраординарных шагов, то обречённым давали подумать. Выбор был не из лёгких. В тюрьме было тоже не легко. Бедолага, скрепя сердцем, давал согласие, брал небольшой денежный залог, в чём и расписывался в официальной бумаге. Теперь он считался солдатом императорской армии и нёс всю полноту ответственности за возможные нарушения, будь то побег, дезертирство, измена.

Строительство армии в Бранденбурге-Пруссии имело свои особенности. Прусские полки комплектовались преимущественно вербовкой. Причём, вербовка порой принимала самые циничные безобразные формы. Инструкция 1708 года указывала - хватать без огласки людей, незначительных по социальному положению, родные которых не в силах поднять большого шума, наблюдая при этом, чтобы они соответствовали требованиям военной службы, отводить их в крепость и там передавать в руки вербовщиков. Такие распоряжения поощряли откровенную охоту на людей. Крестьяне стали отказываться возить свои продукты на городские рынки, так как на дорогах им угрожали засады вербовщиков. Офицеры организовывали настоящую торговлю людьми. Один офицер отпускал пойманных им людей за приличный выкуп и покупал у другого избыток удачного улова. Особенно рьяные вербовщики вызывали эмиграцию и запустение целых районов. При этом страдали помещики; в иных государствах протест землевладельцев против воинской повинности, которая их лишала необходимых для обработки полей рабочих рук, был достаточен, чтобы положить предел самоуправству агентов государства, но прусское правительство, действуя в своей стране, как в завоеванной области, не считалось даже с интересами господствующего класса. Впрочем, прусскими королями поощрялась вербовка иностранцев. Позднее, королем Фридрихом-Вильгельмом вербовка в прусских землях была законодательно запрещена. При нём же была создана система округов-кантонов, на которые была разделена территория королевства, закреплённые каждый за своей воинской частью, в пределах которого командир полка мог вести вербовку и пополнять полк рекрутами-конскриптами.

В Швеции основу армии составляли национальные формирования, устроенные по поселенному принципу С середины XVII века вся территория страны была поделена на участки, называемые «индельта». Крестьянские дворы, составлявшие индельту, в случае войны обязаны были выставить одного солдата, и содержать его семью. В случае ухода солдата на войну индельта выставляла на его место нового; из таких рекрутов формировался второочередной, третьочередной и т. д. полки индельты. Между тем, наемные полки составляли изрядную долю шведской армии, значительно возраставшую во время войн. Наёмники набирались как в Германии, так и в Прибалтике. Во время Тридцатилетней войны в кампаниях 1630-32 годов пехота Густава-Адольфа включала в себя 22 шведско-финских полков, 11 немецких и 21 англо-шотландских наёмных полков. Во время похода в Россию в 1708 году, из 27 конных полков 8 были вербованными, причем, 6 драгунских полков набирались в Германии, 2 - в Лифляндии.

Для становления регулярных армий во 2-ой половине XVII века характерными чертами являлись упорядочение военного управления, централизация военных органов, создание стройной иерархии военных званий, должностей, чинопроизводства, обеспечения и содержания, установление единообразной формы одежды и т.д. Инициатива в военном деле в рассматриваемое время исходила от Франции Людовика XIV. Все функции по организации Вооруженных Сил во Франции сосредотачиваются в Военном министерстве, во главе которых стояли талантливые государственные деятели Мишель Летелье и Франсуа де Лувуа. Высшие военные учреждения появляются и в других странах: в Австрии - Гофкригсрат, в Швеции и Дании - Военные коллегии, в Бранденбурге - Генералкригскомис-сариат. Вопросы централизации военного управления были, в основном, окончательно решены в европейских странах к концу XVII века. Например, в Австрии Военный совет при императоре или Гофкригсрат был создан в 1693 году. Во Франции военное управление войск, размещенных в той или иной провинции, сосредотачивалось в руках губернатора, который подчинялся военному министру.

При Лувуа, возглавившем Военное министерство Людовика XIV в 1661 году, был принят Табель о рангах, определивший военную иерархию чинов и званий, функциональные обязанности всех должностных лиц в армии, порядок прохождения службы нижними и офицерскими чинами. Этот документ отражал веяния новой эпохи военного строительства, армии постоянной, массовой к тому же остававшейся профессиональной. Вместе с тем, в передовой иерархии чинопроизводства проявлялась тесная связь с военно-феодальными традициями прошлой эпохи. Главную роль продолжало играть происхождение офицера, его «порода». Знатность фамилии продолжала давлеть над опытом и заслугами в военной карьере. В очередной чин во Франции могли произвести также или по старшинству или по милости короля. Основные же чины - капитана и полковника - покупались. Так, полковником мог стать только состоятельный вельможа. Полк стоил 30-40 тысяч ливров, атак называемый «старый», т.е. более привилегированный, - даже 75 тысяч ливров.

Массовые регулярные армии стран Европы требовали правильного устройства обеспечения. Усилия военного аппарата были направлены на организацию устойчивой системы снабжения войск оружием, обмундированием, амуницией, продовольствием и фуражом. Уроки предшествующих войн, когда коррупция и казнокрадство, невыплаты жалованья и голод превращали солдат в грабителей и насильников, заставляли уделять этим проблемам пристальное внимание. В эпоху Тридцатилетней войны довольствием подчиненных полностью заведовал владелец полка или его командир, полковник или капитан. Роль высшего командования сводилась к выдаче положенной для довольствия суммы денег на полк. Капитаны сами определяли размеры норм, суточные дачи продуктов и фуража нижним чинам и т.д. Тем самым создавалась благоприятная почва для всевозможных злоупотреблений. По самым одиозным оценкам, 40-60% денежных средств не доходило до солдата, а оседало в карманах капитанов, полковников и владельцев полков. Иначе и быть не могло. Полк и рота негласно рассматривались как источник благосостояния командиров. Проявлением коррупции верхних эшелонов власти было, например, нашумевшее в своё время «дело Фуке» во Франции. В 1661 году Людовик XIY приказал арестовать самого сюринтенданта финансов Фуке за гигантские хищения государственных средств. Тогда на скамью подсудимых попало множество связанных с ним крупных и мелких финансистов.

Во 2-ой половине XVII века войсковой тыл притерпевает решительные преобразования. Государство отказывается от посредников в лице непосредственных полковых и ротных командиров и само берётся за снабжение армии. Определяется военный бюджет государства, составляются штаты армии, регистрируется количество людей и лошадей, которых необходимо прокормить, одеть, вооружить, обеспечить. Вырабатываются единые нормы довольствия всем необходимым, табели, сроки носки обмундирования, ведомости учёта материальных средств, амуниции и снаряжения. Создаётся разветвлённый бюрократически-чиновничий аппарат, который строго следит за этим сложным хозяйством. Необходимость действенного контроля за военными расходами и обеспечением войск повлек за собой учреждение военно-финансовых и фискально-контролирующих служб. Во Франции, например, с этой целью создаётся знаменитый институт интендантов. Он призван стать непреодолимой преградой злоупотреблениям и хищениям в армии, порокам, которые во все времена были раковой опухолью войск. Перед интендантством была поставлена почти неразрешимые задачи. Под стать им были и неограниченные полномочия, которыми чиновников наделил Военный министр Франсуа де Лувуа. Сам Людовик XIV благоволил интендантскому корпусу. Вездесущие чиновники рьяно выполняли возложенные на них функции. Пользуясь высочайшей поддержкой, они позволяли себе многое. Инспекции в войсках в военное время было положено проводить три раза в год. Войска, расположенные внутри Франции подвергались проверкам ежемесячно6. Интенданты проверяли полноту доведения до солдата положенных норм довольствия, расход денежных средств, отпущенных казной на армейские нужды. Они сосредотачивали в своих руках всю полноту власти, как судебно-полицейс-кой, так и военно-административной. Они безжалостно преследовали любителей наживы за счёт военных статей бюджета, выявляли должностные преступления, случаи казнокрадства. Они добивались доведения полновесных порций и норм довольствия до рядового солдата. Зачастую они вмешивались и в оперативные вопросы, хотя это им было строго запрещено.

Существенных улучшений в конце XVII века удалось добиться в войсках Священной Римской империи. Ордонансы и патенты императора Леопольда I 1672, 1677, 1681, 1689 года вводили стройную систему довольствия армии. Эта система постоянно совершенствовалась в ходе непрекращающихся войн, которые Империя вела во второй половине XVII века. С учетом боевой практики система снабжения австрийской армии уточнялась ордонансами 1697 и 1699 годов7. Начальникам вменялось в обязанность прочитывать указы о довольствии войск перед личным составом на смотрах, квартирах, в крепостях. Денежное жалованье чинам австрийской армии в конце XVII века выплачивалось в соответствии с патентом 1684 года. В других документах определялись вычеты из солдатского жалованья на обмундирование, конкретизировались обязанности воинских начальников и обывателей при размещении солдат на постое и квартирах.

Система установленных норм продовольствия и фуража была закреплена в так называемых рационах и порционах. В мирное время нижние чины и офицеры получали их деньгами, в военное время или на марше - частично натурой. Зимний порцион равнялся 4 флоринам 30 крейцерам, летний — 3 флоринам. Каждому чину было определено количество рационов и порционов, установленное императорскими патентами. Подобная система со временем появилась в войсках практически всех европейских государств. Целая армия военных и штатских чиновников строго следила за доведением всего положенного до солдата. В конце концов, централизация и регламентация облегчили жизнь рядового солдата европейской армии. Этим был нанесён ощутимый, но отнюдь не смертельный удар всевозможным злоупотреблениям и казнокрадству. И война в эпоху Людовика XIV остаётся важным средством сколачивания состояния для всевозможных ловких дельцов как из числа окружения короля, так и из числа военного командования. Окончательно преодолеть трудности обеспечения армии так и не удалось. Недоведение до солдата всего положенного, а также казнокрадство стали родимым пятном европейской армий данной эпохи. Войска нищенствовали, дезертиры и доведенные до отчаяния солдаты опустошали села и города в районах боевых действий.

Реформа тыла повлекла за собой подвижки в остальных звеньях сложного военного механизма. Впредь армия государства обеспечивалась самим государством. Она уже не являлась собственностью частных лиц, высших сановников, состоятельных вельмож, военачальников, членов монаршей семьи. Армия становилась неотделимой частью абсолютистского государства. Правда, теперь оно всемерно зависело от состояния государственной казны.

Отказ от реквизиций и расчёт только на казённое обеспечение наложил свой отпечаток на весь образ ведения войны. Канули в прошлое стремительные марши небольших наёмных армий Тилли, Мансфельда. Решительные походы через всю Европу Валленштейна, стремительные, напоминающие больше налёты, рейды пылкого Папенгейма и других вождей Тридцатилетней войны становятся достоянием истории. Лёгкие на подъём сборища наёмников и авантюристов, не заботясь о своём тыле, легко передвигались, кормясь за счёт обывателей. Теперь многое изменилось. Во-первых, многократно увеличились армии. Во-вторых, изменился сам солдат. Доброволец-наёмник постепенно вытеснялся подневольным рекрутом. Рекруту и платили-то в несколько раз скромнее. Зачем ему больше? Солдат Тридцатилетней войны сам обеспечивал себя практически всем: приобретал на заработанные гроши коня, шпагу, мушкет с пистолетом, одежду и снаряжение, кормил себя и лошадь. За всё приходилось расплачиваться звонкой монетой. Солдат второй половины века был на полном государственном обеспечении: фузея со штыком, платье, бельё, шляпа, порох, свинец —всё поставлялось теперь казной.

По мере того, как военная служба становилась принудительной, появилась возможность формировать всё более многочисленные армии, довольствие которых местными средствами уже становилось затруднительным. За рекрутом, обманом или насилием взятым на службу, нужен был глаз да глаз, того и гляди сбежит. Такой армии дозволялось минимум самостоятельности, зато уделялось максимум контроля, всё решало за неё государство: кормило, поило, одевало, разрабатывало планы кампаний. Военное искусство этой эпохи насквозь проникнуто чрезмерной осторожностью. Осмотрительность и методизм, возведённые в принцип, стали основными характеристиками многочисленных войн этого периода. Чтобы голодный солдат не вздумал искать себе пропитание, чтоб не покинул лагерь и не сбежал, хлеб ему привозили прямо к столу. Войска получали хлеб вполне регулярно со складов-магазинов. Последние становились всё более необходимым звеном военного механизма.

Продвигаясь вперёд, действующая армия принимала меры для обеспечения своего тыла. Её пройденный путь был отмечен устроенными магазинами и складами, где подрядчики сосредотачивали хлебные запасы, муку, сухари, мясо, солонину, вино, водку. Как правило, магазины закладывались в крепостях, городах, укреплённых пунктах. Благодаря магазинам, например, французская армия получила значительные выгоды. Коалиционные армии, действовавшие против Франции Людовика XIV, только в течение войны за испанское наследство полностью перешли на довольствие из магазинов. До этого же, рассчитывая преимущественно на местные средства, противники Франции могли начинать кампанию очень поздно - лишь в конце мая или в начале июня, когда подрастали подножный корм и посевы, и можно было довольствовать многочисленную конницу зеленым кормом. Французы же, получавшие сухой фураж из магазинов, не были связаны его отсутствием. Их армии могли сосредоточиваться и приступать к операциям на месяц раньше противника, что давало французам в руки неоспоримые преимущества.

Постепенно выработалась так называемая пятипереходная система, при которой армия получала регулярное довольствие при удалении не свыше, чем на 5 переходов от магазина. Не далее, чем в трех переходах от магазина закладывались полевые хлебопекарни и организовывался мучной транспорт для подвоза муки из магазина в хлебопекарни. Армия удалялась не свыше 2 переходов от хлебопекарен: между армией и хлебопекарней работал хлебный транспорт, с подъемной силой на 6 дневных дач хлеба, по расчету двух суток пути в один конец, двух - на возвращение и двух суток на нагрузку, разгрузку, задержки и отдых. В общем, мучной и хлебный транспорты рассчитывались каждый по 1 парной повозке на 100 человек, что при двухфунтовой даче хлеба позволяло поднимать на 9 дней муки и на 6 дней хлеба. Так как солдат нес на себе на 3 дня хлеба, и хлеб съедобен летом только в течение 9 дней, то увеличение хлебного транспорта сверх 6-дневной подъемной силы не имело бы смысла. Сотни повозок осуществляли перевозки продовольствия от магазина к пекарням, от пекарен - к действующим войскам. Армия в 60 000 человек, располагая 600 повозками для муки, 600 повозками для хлеба, вместе с 3-дневным носимым запасом, поднимала всего 18-дневный запас, что позволяло устанавливать правильный кругооборот на 5 переходах удаления от базисного магазина и, в крайнем случае, с перебоями, растянуть на короткое время операцию до 7 переходов.

Такая система совершенно изменила образ действия войск. Войска обременили себя бесконечными обозами. Тыл армии многократно возрос. Тыловой обоз вёз за армией всё необходимое для обеспечения войска: провизию, фураж, порох, оружие, снаряжение, амуницию и всё необходимое для ведения войны многотысячному войску. Следом за маршировавшими полками пылили полевые пекарни, телеги с мукой и всем необходимым для выпечки хлеба. Погонщики гнали целые стада скота для забоя на мясо. Например, при одном только эскадроне полагалось иметь 1200 обозных и вьючных лошадей8. Помимо этого, каждую роту, эскадрон на марше сопровождало множество гужевых лошадей, телег, повозок с жёнами, семьями. При армии в походе сохранились вездесущие маркитанты со своим хозяйством, всевозможные поставщики, ремесленники, мастеровые со своими походными мастерскими и т.д. и т.п.

Очень скоро европейские государства переняли у французов магазинную систему снабжения. В 1721 году в Пруссии имелся 21 магазин военного ведомства, в которых хранились хлебные запасы, достаточные для довольствия в течение одного года 200 тыс. человек (т. е. в пять раз большего числа, чем в тогдашней прусской армии). Постепенно вопросы довольствия получили решающее значение в стратегии.

Магазинная система, дававшая вначале полководцу большую свободу, совершенно связала его в направлении и размахе операций. Теперь при планировании кампании изучались маршруты выдвижения армии, расстояния до конечной цели похода, делался расчёт закладки магазинов и пекарен, из которых будут довольствоваться войска, учитывались расстояния между ними с таким расчётом, чтобы он был не более пяти переходов. Военные действия приобретали методический характер. Привязанные к магазинам, войска лишились былой стремительности и быстроты. Теперь войско осторожно продвигалось вперёд, устраивая себе обеспеченный тыл, укрепляя его, распыляя свои силы на мелкие гарнизоны для тылового усиления.

Теперь полководцы избирали в качестве стратегической цели не столько цель впереди себя, сколько магазин, питающий свою армию. Действуя против неприятеля, прежде всего, обращали внимание на безопасность своей операционной линии и тыловых магазинов. Цель операции сводилась к недопущению выхода противника на свои коммуникации и пересечение таковых неприятелю. Боевые действия утратили решительность и динамичность. Возобладали такие методы, как маневрирование, выжидание на укрепленных позициях, рассредоточение войск по гарнизонам пограничных крепостей с целью прикрытия возможных путей маневра противника. А полевое сражение, разгром вражеской армии потеряли своё значение в планах ведения кампании. Для войн между Францией и европейскими коалициями решительные столкновения отнюдь не стали характерной чертой. Совершенно необязательно было вступать в кровопролитный бой, итог которого был порой непредсказуем. Успеха можно было достичь, захватив город или крепость, где противник неосторожно разместил свои магазины, или ловким маневром перехватив пути подвоза продовольствия и боеприпасов. Добиться этого означало вынудить вражескую армию к отступлению. Вытеснение неприятеля из определенной области одним маневрированием и овладение последней считалось верхом военного искусства. На полевой бой стали смотреть как на досадный просчет, тактическую ошибку, допущенную военачальником, недостатком планирования кампании. Вынудить противника вступить в сражение с целью его разгрома никогда не входило в замысел компании или войны этого периода.Тем не менее, совершая маневр, противники зачастую встречались, иногда совершенно внезапно. Как правило, подобные столкновения не имели решительных последствий. Например, война за испанское наследство изобиловала кровопролитными сражениями: битва при Гохштедте (1704), при Турине и Рамильи (1706), при Оудернарде(1708 г.), при Мальп-ляке (1709 г.). Из них только сражение при Турине не было случайным, а «предварительно рассчитанным, победа была достигнута в результате как предварительного расчета, так и тактическими действиями. Все остальные складывались по воле случая да тактических соображений». Поэтому, бой редко имел важное для исхода компании значение.

Существенно изменилась тактика. Совершенствование огнестрельного оружия и почти полное вытеснение им холодного - повлекло за собой преобладание огневого боя. Стремление использовать в бою как можно больше мушкетов привело к уменьшению глубины пехотного строя и удлинению боевого порядка по фронту. Впервые такой боевой порядок был применен шведами в 30-летней войне. В сражениях под Лейпцигом (1632 г.) и при Люцене (1634 г.) он доказал свое неоспоримое преимущество над неуклюжими глубокими «терциями» немецкой пехоты. К концу войны линейный боевой порядок шведов стал достоянием почти всех европейских армий. В последующем наблюдается устойчивая тенденция к сокращению глубины построения полка и батальона. Сначала пехота строилась в 8 шеренг. Тюренн, выдающийся полководец Людовика XIV, и его противники перешли к 6-шереножному боевому порядку. В конце столетия повсеместно применялся 4-шереножный строй пехоты. Наконец, пруссаки при Фридрихе-Вильгельме ввели 3-шереножный батальонный боевой порядок, который просуществовал до наполеоновских войн. Насыщение огнестрельным оружием постепенно сводит на нет значение рукопашного боя. Пикинеры еще сохраняются в батальонах, но их роль теперь сводится к защите мушкетеров от атак конницы. У Тюренна в батальоне пикинеры составляли 1/3 личного состава. В бою они занимали центр боевого порядка батальона, на флангах выстраивались мушкетеры. Наконец, изобретение во Франции штыка привело к полному вытеснению пики. В 1684 году пики отменены в австрийской армии, в 1689 году от этого оружия отказались прусские войска. Вместо пик солдаты получили мушкеты со штыком10. Сами изобретатели, французы, перевооружили свою армию штыками только в 1703 году.

Пуля мушкета в начале XVII века весила 1/8 фунта. Она могла поражать на расстоянии до 600 шагов и наносила чрезвычайно тяжелые ранения; но стрельба была возможна только с сошки, а заряжание - чрезвычайно сложно и кропотливо, включая до 95 приемов. Фитильный замок действовал в сухую погоду без отказа, но стрелку приходилось оперировать с порохом, имея 2 зажженных фитиля - один в руке, другой - в курке, и преждевременные выстрелы и несчастные случаи бывали весьма часто. Мушкет оставался очень тяжелым, и пехотинцы стремились обзаводиться не мушкетом, а более легким ружьем охотничьего типа, меньшего калибра и с кремневым замком. Ружье было несравнимо легче, обхождение с ним гораздо проще, но дальность выстрела сокращалась в полтора раза, убойность была слабее, кремневый замок капризничал и давал значительный процент осечек. Эти качества кремневого ружья объясняют позицию Лувуа в вопросе перевооружения пехоты; кремневое ружье признавалось не боевым, а спортивным и охотничьим, не допускалось в войска; инспектора получали указание — уничтожать найденные на вооружении ружья и заставлять капитанов приобретать из складов вместо них мушкеты.

Тем не менее, к концу XVII века кремневое ружье было усовершенствовано настолько, что им сочли возможным заменить фитильный мушкет. Среднее количество осечек кремневого ружья в хорошую погоду достигало 15%, что считалось вполне сносным для того периода. И в XVIII столетии мушкет был уже повсюду вытеснен кремневым ружьем, с которым велись последние войны эпохи Людовика XTV, войны Фридриха и Наполеона. В это же время был введен бумажный патрон (1670), позволявший перестать размеривать количество пороха, необходимое для заряжания, и несколько позже (1718) был изобретен железный шомпол, что позволяло довести скорострельность до 2-3 залпов в минуту.

Перевооружение европейских армий менее метким и менее дальнебойным кремневым ружьем отвечало общему характеру развития военного искусства в XVIII веке. В конце XVII и особенно XVIII веков на индивидуального меткого стрелка смотрели, как на пережиток средневековой анархичности; боевое действие должно было являться результатом работы солдатского коллектива; лозунги «все по команде» и «шаг в ногу» - перешли и на организацию стрельбы. В XVIII веке прицельная индивидуальная стрельба подавлялась, солдаты обучались быстро заряжать и давать дружные залпы. Стремление научить солдата производству меткого выстрела признавалось мирным ухищрением, бесполезным в бою. В бою солдат волнуется, и его пуля значительно уклоняется от того направления, которое он хотел бы дать; тщательное прицеливание только задерживает скорость стрельбы. Расчет при массовом огне в XVIII веке шел только на картечное, дробовое действие залпов плутонгов (взводов). Не все ли равно, куда уклонится отдельная дробинка или картечь - масса выпущенных кусков металла создаст впереди поражаемое пространство. Ружейный огонь в XVIII веке приобрёл автоматический, фабричный характер; монотонно-механическое действие ружейных залпов должно было увеличивать сомкнутость и коллективное чувство у пехотинцев, подверженных разлагающему влиянию боя. Едкий на слово Фридрих Великий цинично замечал, что высокий темп залповой пальбы, доведённое до автоматизма заряжание и движение в ногу не имеет никакой иной цели, кроме как занять солдата в бою, отвлечь и, тем самым, притупить в нём инстинкт самосохранения. Так пренебрежительно скептически полководец оценивал не столько морально-психологическое состояние своего войска, сколько - боевые качества кремневого мушкета. Быстро, хотя и неметко стрелявшее ружье являлось идеальным оружием для линейной тактики XVIII века. Тем не менее, эффективность массового огня из кремневых ружей была довольно значительна. Она достигала по развернутому кавалерийскому строю: на 100 шагов - 40,3%; на 300 шагов - 14,9%; на 400 шагов - 6,5% и. Уставы настойчиво рекомендовали дистанцию в 100 шагов, как выгоднейшую для ведения решительного ружейного огня, и советовали, по возможности, раньше огня не открывать. Эффективность залпового неприцельного огня объяснялась ещё и плотностью боевых порядков как пехоты так и конницы. Поэтому полевые бои этого периода отличались кровопролитно стью, боевые потери достигали 10% и более. И на этом военачальники не собирались останавливаться, так как совершенствование тактики продвигалось по пути дальнейшего увеличения эффективности огня за счёт повышения скорострельности мушкета, ружья, орудия. Будущее сулило всё более и более кровопролитные сражения. Эти неутешительные прогнозы, а также трудности рекрутирования, относительная дороговизна солдата - всё это в совокупности подвинуло военных теоретиков на мучительный поиск новых методов вооружённой борьбы. Стихия кровавого сражения, как ветренная женщина, как дразнящая и изменчивая судьба, не поддающаяся аналитическому расчёту, часто оборачивалась непредсказуемыми для полководца последствиями. Так реалии современного развития военного строительства материализовались практически в отказе от полевого боя, как метода достижения успеха кампании. Теоретически бой был заменён бескровными формами, основным из которых был признан маневр.

Снабжение войск мушкетами первоначально лежало на обязанности капитана: командир роты или вербовал наемника с исправным мушкетом, или давал ему свой мушкет и погашал стоимость его вычетами из жалованья. По мере того, как в XVII веке пришлось расширять вербовку вне круга профессиональных наемников, начальству приходилось все более и более брать на себя заботы о вооружении. На помощь капитанам пришли полковники, закупавшие партии пригодных мушкетов, на помощь пришло и государство, начав отпускать капитанам оружие по заготовительной цене из своих арсеналов и цейхгаузов. Последние получили свое начало из-за необходимости иметь мобилизационный запас мушкетов для вооружения милиции, так как с началом военных действий быстрое приобретение больших партий оружия было нелегко. Артиллерия и запасы мушкетов, пик, шпаг и т. д. начали накапливаться в государственных арсеналах и цейхгаузах. В конце XVI века во Франции было уже 13 арсеналов. Государство становилось все требовательнее к годности и однообразию состоявших на вооружении мушкетов.

В 1666 году Летелье установил для всех мушкетов во французской армии единый калибр. С 1681 года государственная помощь в деле вооружения развилась и приняла форму снабжения войск ручным огнестрельным оружием, изготовляемым на государственных заводах. Производство холодного оружия сохранялось дольше в руках ремесленников и концентрировалось в определенных районах.

Некоторые полководцы, военные теоретики предостерегали от чрезмерного увлечения пальбой, выступая за решительные тактические формы боя. Но в Европе их взгляды не встретили понимания. Исключением, пожалуй, являлась шведская армия Карла XII, у которого преклонение перед атакой холодным оружием оборачивалось другой крайностью - явной недооценкой огня. Не зависимо от обстановки, Карл XII бросал свои войска в решительные штыковые атаки, требуя от командиров активных и стремительных действий. Боевой порядок шведов выработался еще при Густаве-Адольфе и практически не менялся до конца Северной войны. Рота сохраняла деление на дивизионы пикинеров (48 рядовых) и мушкетеров (84 рядовых). Пикинерные дивизионы занимали центр боевого порядка батальона, мушкетеры строились на флангах. Как ни странно, уменьшение глубины боевого порядка, обусловленное повышением роли огнестрельного оружия в бою и потому являющееся общепризнанным признаком военного прогресса на рубеже XVII-XVIII веков, у шведов уставной догмой так и не стало. Сторонник решать дело стремительным ударом холодным оружием, который наиболее эффективен при глубоких построениях, Карл XII часто практиковал бнереножное построение. Впрочем, шведы применяли с успехом и 4- и 3-шереножные строи. Вообще, Карл XII, как военачальник, слыл большим оригиналом, а шведское военное искусство данной эпохи стало исключением из общепринятых в Европе правил ведения боя и войны12.

Нормальным для пехоты был разомкнутый строй с дистанцией между шеренгами 4 шага. Для пальбы он смыкался, для атаки холодным оружием — удваивался. Для удобства передвижения и маневра на поле боя удваивались ряды, для стрельбы удваивались шеренги.

Во 2-ой половине XVII века конница не уступала по численности пехоте. Но к началу XVIII века соотношение меняется в пользу пехоты из-за изменившегося образа действия войск, заключавшегося, главным образом, в осадах и оборонах крепостей. Конница составляла половину, а затем и четверть армий.

Строй конницы делается менее глубоким и к концу XVII века уже вся кавалерия принимает 3-шереножное построение. В бою, как и в пехоте, главное внимание уделялось залповой стрельбе. Приблизившись к противнику, эскадроны давали залп из карабинов, и затем следовала атака рысью или медленным галопом.

На поле боя европейская конница обычно строилась в три шеренги на флангах боевого порядка. Сначала эскадроны в линиях перемешивались с батальонами мушкетеров. К концу XVII века конные массы стали сосредотачивать на флангах, а пехоту - в центре боевого порядка армии. Между шеренгами выдерживалась дистанция до 6 шагов. Интервалы между эскадронами равнялись фронту эскадрона. Такое пространство оставлялось в первой линии для того, чтобы эскадроны второй линии могли через эти промежутки пройти для поддержки первой линии. Пальба велась залпом сразу тремя шеренгами, затем следовала атака рысью. Иногда, сблизившись, всадники стреляли из пистолетов и только потом атаковали холодным оружием. Драгуны обучались вести бой как в конном, так и в пешем строю, нередко в искусстве строевых эволюции они опережали мушкетеров. Драгуны начинали свою боевую летопись во французской армии как пехота, посаженная на лошадей для быстроты передвижения. Вскоре они становятся самостоятельным родом войск, совместившим в себе черты как пехоты так и конницы. Эта двойственность сопровождала драгун на протяжении почти всей истории существования. В одних странах, например, в Австрии, драгуны ещё долго будут ездящей пехотой, в других, например, в Англии, Пруссии, они будут причислены к коннице. На особом привелегирован-ном положении находились драгуны во французской армии Людовика XIV. Проявив высокую боеспособность в многочисленных войнах, французские драгуны были причислены к элитным частям. Количество драгунских полков в конце XVII столетия быстро увеличивалось. Двойственность проявлялась и в их экипировке. Драгуну-мушкетёру полагался мушкет, правда, укороченный, со штыком и обычным комплектом для стрельбы. Пикинёр возил с собой пехотного образца пику. В конном строю солдатам полагался палаш и амуниция кавалериста. Но в отличие от конника, они носили кожанные гетры, которые одевались прямо на башмаки и которые легко можно было сбросить для пешего строя. Драгунскому полку полагались знамёна пехотного образца, полотнища которых были гораздо шире кавалерийских штандартов. Иногда, когда драгуны применялись как конница, им выдавались штандарты. Французские драгуны имели знамёна, по форме отличные и от кавалерийских, и от пехотных, чем подчёркивали свою исключительность.

Примерно полтора столетия прошло, как из кавалерийской тактики были отринуты естественные черты конницы. Стремительность и решительность лихих атак, сокрушающий удар закованной в железо конной массы - всё это кануло в прошлое. С детских лет учившийся мастерски владеть холодным оружием, искуссно управлять конём, профессионал высокого класса, рыцарь представлял собой воина, аристократическое происхождение которого не совсем гармонировало с военной дисциплиной массовой армии. В бою он предпочитал действовать в одиночку, так как строй, толпа оскорбляли его высокое происхождение. Время вынесло свой безжалостный приговор мужественному, гордому, но малоуправляем ому в бою рыцарству. В сражениях это профессиональное воинство было разгромлено и уничтожено. Победителями их стали рейтары, посаженные на простеньких лошадок, вчерашние крестьяне, ремесленники, обедневшие дворяне, не только не имевшие устойчивых навыков фехтования, но и с трудом державшиеся в седле. Глубокие, пусть неповоротливые колонны рейтар оказались на редкость устойчивыми против атак рыцарской конницы, строй которой представлял собой тонкую и редкую линию. Основным оружием рейтар стал недавно изобретённый пистолет. Вооружённый этими пистолетами, рейтар с приличной дистанции расстреливал атакующих рыцарей, поражая, в первую очередь их коней, оставаясь практически неуязвимым. Рейтары могли вести и наступательный бой, хотя наступательным его назвать можно было с большой натяжкой. Построенные в колонну глубиной до 20 шеренг шагом или рысцой рейтары приближались к противнику на расстояние прямого выстрела. Галопом эта громоздкая масса всадников передвигаться просто не могла, не рискуя поломать строй, да и умелыми всадниками их назвать было нельзя, на быстрых аллюрах половина рейтар могла запросто оказаться на земле. Да, в принципе, особой выучки и не нужно было. Приблизившись к противнику, рейтары начинали методично расстреливать его из пистолетов. Разрядив пистолеты, первая шеренга уезжала за строй, где заряжала своё оружие. Стреляла вторая шеренга, затем - третья, четвёртая и так далее. Не смотря на примитивность, подобная тактика оказалась достаточно эффективной, что она и доказала в ряде войн второй половины XVI века. Рейтарская конница отличалась относительной дешевизной, не требовала хорошо выезженного, дорогостоящего конского состава, высокой индивидуальной выучки всадников. Рейтара вполне можно было подготовить из обыкновенного крестьянина в течение 3 месяцев. Вскоре вся европейская кавалерия переняла эту тактику, отказавшись от шпаг, пик и палашей и полагаясь больше на мушкеты и пистолеты. Так началась эпоха господства огнестрельного оружия и медленных аллюров в тактике кавалерии.

Не смотря на протесты многих кавалерийских начальников, уставы XVII—XVIII веков требуют от конницы ведения огневого боя. Атака холодным оружием считалась делом второстепенным, ей не уделяли должного внимания. В стремительности атак и искусстве рубки западноевропейская кавалерия безнадежно уступала восточной: венгерской, польской, русской и, особенно, шведской. Шведские короли, особенно, неистовый Карл XII, боготворил свою кавалерию. Шведская конница в рассматриваемый период состояла из драгун и рейтар. По своей численности она составляла больше половины армии. Во время похода на Украину в 1707-1709 годах почти 60% шведского войска было представлено кавалерией. Рейтарские полки делились на два эскадрона четырехротного состава, в роте по штату было 125 человек13. Карл XII требовал от своих драгун и рейтар атаки на полных аллюрах без какой-либо стрельбы. «Атака в штыки - пехотою, с саблей наголо - конницей была его идеалом. Шведская кавалерия передвигалась и маневрировала на поле боя с невиданной быстротой. Карл XII отменил всякое предохранительное вооружение в своей коннице и тем самым значительно увеличил ее быстроту и подвижность. Кавалерия Карла XII ходила в атаку полным карьером, с одинаковой стремительностью бросалась не только на неприятельскую конницу и пехоту, но и даже на укрепления». Впрочем, смелыми и пылкими атаками отличались в ту эпоху кавалерия Кромвеля, а позднее, конница Мальборо и некоторые элитные дворянские кавалерийские полки Людовика XIV.

Преобладание оборонительных тенденций привели к забвению главного достоинства кавалерии, стремительного удара холодным оружием, в армии Священной Римской империи германских государств. Подобная тактика была выстрадана австрийцами в беспрестанных войнах с турками, прекрасная и многочисленная конница которых не давала никаких надежд на успех европейцам, коли дело доходило до рукопашной. Порыв неудержимых атак конных масс австрийцы отражали, полагаясь на плотный строй пехоты, засевшей за «испанскими» рогатками, ощетинившейся длинными пиками и огрызавшейся мушкетными залпами. Тяжёлые кирассирские полки формировали неподвижные каре, огнём отбиваясь от турок и татар. Главное достоинство тяжелой кавалерии видели не в способности к наступательным действиям, а в отражении атаки врага. Австрийская конница в бою жалась к пехотным полкам. Имперскими уставами разрешалось кавалерии атаковать противника только поэскадронно на дальность не более 60-100 шагов. Оторваться от пехоты для неё означало погибнуть под кривыми, острыми, как бритва, саблями турецких спаги. Атака допускалась только в случае наступления противника на соседний батальон.

В тактических взглядах возобладала идея «подвижной линии огня», в которой сохранялась связь всех элементов боевого порядка армии. С целью поддержки друг друга батальоны пехоты и эскадроны конницы в линиях часто смешивались. Состоящий из длинных тонких линий боевой порядок имел вид живого укрепления. «Цель такого построения заключалась в том, чтобы возможно большим числом выстрелов поражать противника. В случае наступления же главная задача состояла в том, чтобы не расстраивать общей связи в линиях. Даже конница в движении не должна опережать стоявшую по соседству пехоту».

Тактическое устройство войск в рассматриваемое время приобрело стройную организацию благодаря повсеместно введенным в европейских армиях постоянным штатам кавалерийских и пехотных частей. Основной тактической и хозяйственной единицей большинства армий оставался полк. В Священной Римской империи полк состоял из трех батальонов и включал 1800 солдат и офицеров по штату. В 1701 году к этим батальонам прибавился еще один, увеличив численность полка до 2400 человек.

Коль скоро война стала сводиться к осаде и обороне крепостей, возникла необходимость и в особо подготовленной пехоте. Лопата и кирка стали для неё оружием не менее важным, чем мушкет со шпагой. Но развитие пехоты приобрело не только инженерно-сапёрную направленность. Отражением новых тенденций развития военного искусства стало появление в европейской армии в середине XVII века гренадёр. Эти солдаты, шедшие на штурм в первых шеренгах атакующих колонн, имели задачу забросать засевших за укрытием защитников гранатами и тем самым ослабить оборону. Наиболее рослых и сильных солдат, гренадёров, можно было сразу отличить по массивной сумке на боку, в которой хранились гранаты, увесистые чугунные ядра, начинённые порохом. Мушкет имел специальный ремень, и гренадёр закидывал его себе за спину, чтоб удобнее было метать гранаты. Привычное для нашего современника положение ружья за спиной для XVII века было в новинку. Пехотинец носил его только в положении на плечо. Гренадёр для удобства вместо обычной шляпы носил шапку с меховой опушкой. Австрийцы одели своих гренадёр в меховые шапки с разноцветным шлыком. Немцы предпочитали суконный колпак с кисточкой. Вскоре спереди гренадёрскую шапку стал украшать декоративный налобник, красиво украшенный шитьём. На этом изыски военных щеголей не исчерпались. Суконный колпак укрепляют изнутри каркасом из китового уса, от чего он делается жёстким и высоким. Наконец, вышитый налобник заменяют медным со штамповкой государственной символики. Французы же проявили несвойственную им скромность, и на протяжении почти двух столетий их гренадёры носили ничем не примечательную солдатскую треуголку. Эффективность гренадёр при осаде и обороне укреплений была велика, и количество гренадёр в армии быстро росло. Вскоре из них комплектуются отдельные роты. Так, австрийский полк состоял из 10 рот, одна-две из них были гренадерские. Гренадёры становятся настоящей элитой пехоты. В линии полка гренадёрская рота занимает почётный правый фланг.

Во французской армии численность полков была самой разнообразной. Они состояли из четырех, трех, двух и даже одного батальона. В конце XVII века полк, как, боевое тактическое звено, уступает место батальону, оставаясь, в то же время, основной административно-хозяйственной единицей.

Французский батальон состоял из 500-600 человек. В прусской армии полк состоял из 8 рот по 125 человек в роте. Основной тактической единицей выступал полуполк в составе 4 рот, делившихся на 4 дивизиона. Позднее, по примеру Франции, в ходе войны за Испанское наследство, в прусских войсках тоже появились батальоны. Постоянных войсковых соединений выше полка в европейских армиях не было.

В ходе войны, как правило, из нескольких полков формировали временные соединения - бригады. Впервые они появились в армии Густава-Адольфа. Бригада Тюренна состояла из двух пехотных полков под началом бригадира. Впрочем, количество воинских частей в бригаде могло варьироваться по решению старшего начальника. 2-6 бригад вверялось под команду генерал-лейтенанту. Все наличные войска на отдельном театре войны поступали под начало военачальника. Столетие спустя, в наполеоновскую эпоху, появится корпус, как объединение частей различных родов войск для решения самостоятельных задач. А пока этот организационный пробел при значительной численности войск порождал неразбериху и беспорядок при управлении частями. «Раздробленность армий (бригады - самые большие подразделения), несовершенство, медлительность и беспорядок движений - причина того, что чем многочисленней армия, тем труднее ею управлять, тем менее она была способна к элементарному маневру. И французские армии были мало способны к маневру, а германские - того меньше». Впрочем, в бою даже при наличии совершенной организационной структуры войск трудно было осуществить гибкое непрерывное управление и обеспечить слаженные действия частей. Читателю достаточно представить себе полевое сражение XVII-XVIII веков, чтобы понять, насколько нелегко было полководцу руководить армией, реагируя на изменение боевой обстановки. Представьте себе поле или участок местности, пересечённый ручьями, участками леса, насаждениями, оврагами, с деревнями и даже крупными городами. На этой местности в несколько десятков квадратных километров разворачивается армия в несколько тысяч или десятков тысяч воинов, говорящих почти на всех европейских языках.

Во все концы снуют ординарцы и адъютанты с бесконечными указаниями и распоряжениями. Вот проходящий мимо рысью драгунский полк поднимает тучи пыли и на время скрывает от нас всё происходящее вокруг. Задыхаясь от пыли, мы только в состоянии слышать отрывистые звуки команд, храп и жанье лошадей да бряцанье снаряжения, в нос бьёт острый запах лошадиного пота. Мы пытаемся отворачиваться, но это мало помогает, воздадим хвалу господу, что нас просто не затоптали. Нелегкий труд разместить это разноязыкое воинство. Каждому генералу нужно указать своё место в боевом порядке, ориентиры на местности. В этом деле без топографической карты местности не обойтись. Карты, конечно же, есть, но изобилуют значительными погрешностями. Моста через болотистую речушку, который указан на плане, на деле может не оказаться, а деревня на самом деле на полмили ближе к опушке леса. При командующем назначается генерал-квартирмейстер, предшественник начальника штаба, должностное лицо без чётко определённого круга обязанностей. Или с очень широким кругом обязанностей, если угодно. Он совмещал функции управления армией, составлял схемы местности, организовывал разведку, тыловое обеспечение, размещал на постой войска, и т.д. Герцогу Мальборо, например, план окрестностей Бленхейма, где им была одержана одна из его громких побед, составлял полковник Джон Армстронг, старший устроитель полевых лагерей и инженер. Вот такая топографическая безупречность в век Людовика XIV, Карла XII, Петра Великого и Августа Сильного. Всё приблизительно, на глаз. Армейские топографические службы появятся спустя примерно полтора века. Штабные службы — через столетие.. Пока же генералы прибегают к услугам лазутчиков и сами составляют планы местности непосредственно перед делом.

Сутки, а то и больше, полководец и его окружение бьются над решением непростой задачи - развёртыванием боевого порядка. При создании ордер-де-баталии наряду с оперативной целесообразностью приходится обязательно учитывать неписаные законы, пережитки средневековой рыцарской старины. На почётном правом фланге должен занять место самый старый и заслуженный полк. Во французской армии такой привелегией обладал Наваррский или Пиккардийский пехотные полки. Далее и влево от них выстраивались полки по старшинству, самый олодой полк занимал левофланговое положение. Если обстановка не позволяла реализовать привилегии полков, и они вынуждены были строиться произвольно, то полковники часто затеивали совсем не кстати свары. Вот и сейчас, разгорелся спор за места между французским полковником и командиром баварской бригады, и никто не желает уступать. Придётся вносить изменение в общий порядок и передислоцировать кое-какие части, иначе союзник может обидеться. Наконец спор улажен, все на своих местах.

Ещё сутки пехоте нужно окопаться, артиллерии - подготовить огневые позиции, разместить на постой по окрестным деревням войска, интендантам - накормить всю армию, заготовить фураж для десятков тысяч лошадей. Вот что, приблизительно, предшествует столкновению двух армий.

Непосредственный бой тоже представить нетрудно. Командный пункт, расположенный, как правило, на возвышенности, господствующей над местностью высоте, должен обеспечивать командующему обзор местности и руководство войсками. Теоретически всё верно. Но реальное сражение редко разворачивалось по трактатам о военном искусстве. Не всегда можно было найти подходящую для командного пункта возвышенность. Не со всякой горки можно окинуть взором расположение войск, раскинувшееся на многие километры, скрытое складками местности, перелесками, населёнными пунктами. Вопросы управления войсками старались учесть по возможности полностью в диспозиции к сражению. В этом документе помимо боевого порядка, ордер-де-баталии, указывалось, как действовать войскам в том или ином случае. Говоря современным языком, это ыл типичный боевой приказ с указанием конкретных задач каждому командиру, обороняться ли, удерживать позицию или наступать. Если наступать, то объект атаки, в каком направлении, каким рубежом овладеть, кто оказывает поддержку. Но даже самая подробная диспозиция не могла предугадать всех перелетай боя, учесть всех изменений оперативной обстановки. Бой ежеминутно требовал от командующего оперативного вмеши-вательства. Средств управления в арсенале командующего армией XVII-XVIII веков было негусто. Первое - это адъютанты и ординарцы, представители отдельных отрядов, иногда - полков, находящихся в бою рядом с командующим и готовых по первой команде доставить по адресату приказ или донесение. Второе - управление по линии полков. Если была необходимость отдать циркулярное распоряжение, касающееся всех войск, то оно сначала отдавалось ближней части. От неё влево и вправо по линии полков приказ распостронялся устной молвой. В австрийской армии в полках специально назначался офицер, ответственный за доведение полученного таким способом приказа до соседей. Часто этот способ использовался как дублирующий. Совершенно ясно, что надёжность подобного управления была номинальная, за точность информации никто ни ручался, гарантировать доведение приказа до адресата точно и в срок - тем более. Ординарца дорогою могли убить или ранить, до отрезанных или блокированных противником частей армии он вообще мог не добраться. Живая линия связи вообще напоминала детскую игру в «сломанный телефон». Вообще роль адьютантов в армии была исключительно высока. Гораздо выше, чем роль простых посыльных. Видный полководец той эпохи, герцог Мальборо, многие свои победы причислял на счёт именно героизма, сообразительности и инициативы своих адъютантов. В число последних он лично отбирал молодых офицеров. Отбор был весьма строг, с должным пристрастием и придирчивостью. Даже если команда всё-таки доходила до непосредственных исполнителей, командиров полков, это совершенно не означало, что она будет быстро и всрок исполнена. Хорошо, если полк стоял в резерве, в готовности выдвинуться в указанном направлении и выполнить поставленную задачу. А если полк уже находился в деле. Кругом кипит бой, стонут раненые, звучат команды, пальба. Мечутся целые табуны лошадей, потерявших своих всадников. В чёрном пороховом дыму поредевшие роты и батальоны ведут ожесточённый бой. Кровь, страдания властвуют над людьми, свистят пули и ядра, находя себе всё новые и новые жертвы. Смерть ежеминутно собирает свою страшную жатву. Почти невозможно в этом хаосе обезумевших людей и животных сохранять спокойствие и невозмутимость, тем более - найти рациональное решение, с помощью которого можно привести в порядок и послушание тысячи людей. Исследователь европейской военной истории М. Голицын отмечает, что немногие войска могли похвастаться управляемостью своих частей в бою. Почти все европейские войска могли сохранить порядок пока оставались на месте, но как скоро приходилось двигаться или перестраиваться, то неудача была почти верной. Кроме хладнокровия и самообладания они должны были обладать высочайшей дисциплиной и порядком, над которыми не властна стихия боя. Только такие части могли выполнять в бою одну задачу за другой, следуя обстановке. После таких откровений становится очевидным организаторский талант, например, Кромвеля. Его кавалерия стяжала славу непобедимой только за то, что, разбив противника, она не рассеивалась, а оставалась на поле боя компактной массой в готовности к выполнению следующей задачи. Отличную подготовку и дисциплину демонстрирует на полях европейских сражений молодая прусско-бранденбургская армия. Всё чаще слышны слова восхищения и признательности в адрес пруссаков и их молодого вождя, графа Ангальт-Дессау. В основном же, при том уровне организации, европейскую армию, вступившую в дело, перенацелить было почти невозможно.

Французская кавалерия являлась дворянским родом войск. Она еще долго сохраняла старые привилегии рыцарских времен. Законы феодально-рыцарской кастовости, относительная независимость, неотделимая от понятия дворянской чести, препятствовала процессу унификации армейских частей, введению единой организации и численности. Роты являлись частной собственностью того или иного вельможи или крупного дворянина, зачастую комплектовались из его вассалов. Капитаны рот ревниво охраняли право на свою «вотчину». Первые попытки Людовика XIII объединить кавалерийские роты в полки потерпели неудачу именно из-за этого. Капитаны, привыкшие к неограниченной самостоятельности, не желали терпеть над собой ничьей власти.

Раздробленность французской кавалерии сохранялась вплоть до конца XVII века. В ее организации наблюдалось большое разнообразие. Встречались полки по 8, 6, 4, 3 роты. Состав рот также колебался от 20 до 60 всадников. Только в 1678 году была установлена постоянная и единая численность кавалерийских рот. В нее входили следующие чины: капитан, лейтенант, вахмистр, два бригадира, трубач и 34 солдата. Основной боевой единицей в кавалерии оставался эскадрон пя-тиротного состава. В военное время могли создаваться временные воинские объединения. Так, в 1693 году во французской армии появились бригады для карабинеров по 100 рот в бригаде.

Существенные изменения происходят в области артиллерии. Первый шаг в реорганизации этого рода войск сделали французы. Частное предприятие, наследство феодальной цеховой организации являлось характерной чертой артиллерии. При Людовике XIV артиллерист оставался не столько специалистом, техником, сколько частным предпринимателем, имеющим монополию на артиллерийскую стрельбу. Его услуги оплачивались звонкой монетой по установленной таксе. За устройство и вооружение осадной батареи он получал - на первой параллели за пушку калибром 18-24 фунта 300 ливров, за мортиру -200 ливров, на брешь-батарее (венчающей гласис) - за пушку 400 ливров, за мортиру на гласисе - 300 ливров, за суточную работу осадной батареи-с пушки, в зависимости от калибра, 10-20 ливров, с мортиры 16 ливров; снаряды, порох и шанцевый инструмент - королевские; для работ по устройству и обслуживанию осадной батареи артиллеристу предоставлялось нанимать пехотных солдат с уплатой им 20 су за 12-часовую дневную или ночную работу.

В 1671 году вся артиллерия была сведена в полк в составе роты канониров, роты саперов и двух рот рабочих. Артиллерийский полк пользовался особой благосклонностью короля и имел различные льготы. В 1693 году он получил почетное звание королевского артиллерийского полка. В это время его численность равнялась около 5 тысяч человек. В 1684 году во французской армии появился бомбардирский полк для обслуживания осадной артиллерии19.

Артиллерия Империи получила организационное закрепление в 1698 году в лице артиллерийского батальона. Подобным образом была организована артиллерия Саксонии. Устройство прусской артиллерией ограничивалось сначала ротной организацией, всего существовало 10 артиллерийских рот, позднее они были сведены в батальон.

Дольше всех феодально-цеховую организацию артиллерии сохранили британцы. Артиллерия вместе с инженерным корпусом составляли самостоятельную часть армии, во главе которой обычно назначался старый заслуженный генерал. Командующему полевой армией этот генерал фактически не подчинялся. Поразительное взаимодействие пехоты, кавалерии и артиллерии, благодаря которому британцы одерживали громкие победы на полях войны за испанское наследство, удавалось добиться из-за того, что талантливый Мальборо одновременно занимал пост главнокомандующего и командующего артиллерией. Эти уроки были учтены, и в 1716 году король Георг 1 учреждает королевский артиллерийский полк в составе армии. В артиллерийский полк была включена вся артиллерия королевства совместно с инженерным корпусом.

Важную роль в подготовке кадров для артиллерии начинают играть специальные военно-учебные заведения. Первые артиллерийские школы появились во Франции в 1674 году в Дуэ и Монтезане. Примеру Франции не замедлили последовать другие европейские державы. Французская военная теория задавала тон в артиллерийском и военно-инженерном деле. Существенный вклад в их развитие сделал крупнейший полководец и военный теоретик маршал Вобан. Разработанный им способ постепенной атаки крепости путем устройства параллелей с методичным приближением их к крепостным стенам позволил быстро и без больших потерь брать укрепленные пункты, считавшиеся раньше неприступными. Вобан теоретически обосновал и практически применил так называемую «артиллерийскую атаку» крепости, рикошетную стрельбу. Вобан считается основоположником мин-но-подрывного дела, в 1676 году были сформированы первые саперные и минные роты, положившие начало корпусу военных инженеров. Усовершенствовалась теория артиллерийской стрельбы20. На основе теории баллистики французом Блонделем создаются первые правила для стрельбы бомбами.

Вместе с тем, вполне оформившись как род войск, артиллерия продолжала сохранять некоторые недостатки, присущие ей в предшествующую эпоху. Существенную сложность для эксплуатации представляло чрезмерное разнообразие калибров и разновидностей орудий. Во французской армии на вооружении состояли 30-, 24-, 16-, 12-, 8-, 4-, 2-фунтовые пушки и гаубицы. У австрийцев артиллерия была представлена еще разнообразнее.

Наряду с гаубицами и пушками в армиях Европы на вооружении оставались такие старинные виды орудий как фальконеты, картауны, органные орудия. В основной массе орудия этого периода тяжелы и неповоротливы. Несовершенные лафеты делали и без того тяжелые орудия малоподвижными и маломаневренными.

Способы применения артиллерии в бою не отличались разнообразием. По существу, в тактику не было привнесено ничего нового, орудия располагались равномерно перед фронтом боевого порядка пехоты и кавалерии, очень редко меняя позиции в ходе боя. Специально назначенные фузилерные подразделения прикрывали ее от атак противника.

Массовое введение огнестрельного оружия в пехоте и кавалерии, разделение родов войск на подвиды, появление мушкетеров, пикинеров, гренадеров, в кавалерии - линейной или тяжелой конницы, легкой конницы: гусар, кроатов и т.д. привели к усложнению общевойсковой тактики боя. Военное дело все больше приобретает вид искусства. Современная война требовала профессиональной подготовки как нижних чинов, так и военачальников. Характерной чертой регулярных войск 2-ой половины XVII века стало введение систематической боевой подготовки. Сложность строевых эволюции, умение действовать в бою слаженно и единообразно, держать равнение в длинных по фронту линиях, вести на ходу залповый огонь требовало от солдата и офицера устойчивых практических навыков, которые приобретались только в ходе регулярных занятий.

Для того, чтобы ввести известный порядок и однообразие в подготовку и обучение войск, Лувуа создал инспекторов пехоты и кавалерии, которые объезжали гарнизоны, осматривали оружие и заставляли командиров частей заводить исправное, вместо негодного, указывали начальникам на пробелы в организации и обучении их частей, давали Лувуа подробные отчеты о результатах своих осмотров. Инспектора налаживали правильный ход занятий. Требования Людовика XIV были очень скромными, как скоро пехотная часть обучена, она должна раз в неделю выводиться на учение. Кавалерийской части предписывалось выезжать два раза в месяц в поле и производить учение со стрельбой из пистолетов, чтобы лошади не пугались звука выстрелов. В каждом гарнизоне инспектора должны были назначать способного к строю офицера, который ежедневно принимал бы развод караулов и, пользуясь разводом, производил бы небольшое учение. Прусский король Фридрих II, заботясь о системе народного военного обучения, требовал проводить занятия с провинциальной и городской милицией один раз в неделю, кроме периода жатвы. По словам немецкого историка, «... у прусаков учение производилось изо дня в день, и служба занимала непрерывно как офицеров, так и солдат».

Строевые эволюции не ограничивались только боевой необходимостью. Именно в это время они начинают все больше и больше приобретать плац-парадную направленность. На рубеже XVII-XVIII веков законодательницей моды на плац-парадные увлечения выступала армия Людовика XIV. «Система военного обучения этого периода была более сложной, чем когда-либо и никому, кроме служащего всю жизнь солдата, не удалось бы достичь при ней хотя бы малейшего успеха».

Такое обучение не имело ничего общего с боевой подготовкой. «С первого взгляда кажется невероятным, чтобы могла существовать такая невероятная запутанность в поворотах, смыканиях и размыканиях шеренг и рядов, удваивании линий и прочее... . Каждое подразделение делилось на несколько частей и соответственно этому произносилась двойная или тройная команда, которая относилась к различным частям роты, например: «Полушеренгами и четверть шеренгами во фронт, вперед и назад, а также назад и вперед сомкнись».

По словам военного историка XIX века Рюстова, тактико-строевая подготовка этого периода являлась ничем иным как «бесполезным фокусничеством». Так в армии Людовика XIV закладывались основы известного вахт-парада XVIII века, которым спустя полвека прославится Фридрих Великий. Быстрое и четкое исполнение сложнейших команд, умение солдат перестраиваться в самые причудливые фигуры являлось лучшей аттестацией офицеров французской армии, строевая выучка которой признавалась образцовой. Стремясь подготовить резерв для кадровой армии, во Франции и германских государствах вводится военное обучение для милиции и конскриптов. При Людовике XIV в приходах из ополчения формировали роты, занятия с которыми проводились еженедельно. Отлучаться с них разрешалось только с ведома приходских властей.

Впрочем, настоящие навыки и умения войска могли получить только в ходе боевой практики, недостатка в которой в данную эпоху не было. Войны шли непрерывно, разгораясь то в одном конце Европы, то в другом. Основными причинами войн были напряженные отношения между абсолютистской Францией и соседними государствами. На севере Европы шла борьба за гегемонию на Балтике. Основными соперниками выступали Швеция, Дания, Россия и Польша. На юге не утихала борьба христианских государств против агрессии Турции. Во все войны готов был вмешаться Брандебург, если участие сулило ему приличные барыши. Характеризуя шведскую армию, военный историк пишет: «Для образования офицеров не существовало каких -либо заведений и учреждений; почти непрерывные войны были лучшей школой. Значительная часть шведского дворянства служила также в иностранных армиях, преимущественно, во французской».

XVII век с усложнившимися методами ведения войн занял в военной истории особое место. Он дал мощный импульс строительству Вооруженных Сил и развитию военного искусства. Изменившиеся социально-экономические условия, совершенствование материальной базы войны повлекло за собой развитие стратегии и тактики. В ходе многочисленных войн современные взгляды на военное дело приобретали новые очертания, окончательно оформлялись в виде военных теорий, правил, методов. XVII век дал военной истории и истории военного искусства выдающихся полководцев и теоретиков: Морица Оранского, Густава-Адольфа, Тюренна, Конде, Вобана, Монтекукол-ли, Люксембурга, Мальборо, Евгения Савойского. Почти все они оставили после себя обширные сочинения, в которых были разработаны принципы военного искусства армий феодально-абсолютистских государств.

Важным шагом в организации регулярных армий стало приведение военного законодательства в соответствие с требованиями военного прогресса. Значение военно-юридических вопросов для организации регулярных полков было трудно преувеличить. Не только мужество и героизм, долг и честь, самопожертвование и благородство олицетворяли воюющую армию. Выросшие из наемных войск молодые регулярные армии многое унаследовал от них. Остались представления о войне, как о средстве наживы. Войска, пополнявшиеся подчас обманом, подкупом, насилием, отбросами общества, преступниками, являлись в буквальном смысле средоточием греха и порока. В полках процветала преступность. По вспоминаниям участника войны за испанское наследство можно судить о моральном духе британцев: «Армия маршировала через Фландрию, ужасно злословя и ругаясь». В английской армии образовался целый класс так называемых bounty-jumpers. В качестве рекрутов они записывались в полки, чтобы получить денежный задаток и тут же исчезнуть. Спустя какое-то время операция повторялась. Нравственный уровень британских офицеров был также неоднороден, как и их солдат. На офицерскую вакансию взирали не иначе как на средство обогащения. Торговля офицерскими патентами как и раньше была общепринятой практикой, для чего их выпускали сверх всякой меры. В полках процветала торговля должностями, ссоры, дуэли. Высшее командование нередко сколачивало баснословные капиталы на махинациях с денежными суммами, положенными на снабжение армии униформой, снаряжением, амуницией. На рекрутской повинности злоупотребляли офицеры. В городских магистратах были зафиксированы случаи, когда офицеры вынуждали своих подчинённых идти на тягчайшие преступления, включая похищение детей с целью выкупа.

Для управления таким военнослужащим нужны были адекватные методы воспитания. Среди солдат насаждались жестокие порядки. Дисциплина держалась только на страхе наказания. В английской армии бытовало правило: «Пороть, вешать, расстреливать». А ведь дисциплина в ней не считалась такой строгой, как, например, в прусско-бранденбургских войсках. В прусской армии процветали изуверские наказания из арсенала испанской инквизиции. Шпицрутены и фухтеля, пожалуй, были самыми безобидными. Колесование, отсечение рук и ног, сажа-ние на кол, пытки водой, «испанские сапоги» - ничем не гнушались для того, чтобы внушить солдату послушание и покорность. За преступления солдата могли расстрелять, повесить, посадить на кол. Если прусский солдат не выдерживал муштры и бежал из полка, объявлялась тревога на всю округу. Звонил специальный колокол. Не только солдаты, но и жители окрестных деревень под руководством старост, мобилизовывались на поиски сбежавшего. Если дизертира удавалось поймать, задержавший его получал премию в размере 30 крейцеров. За дизертирство виновного приговаривали к смертной казни. Если солдату удавалось бежать, то деревня, где размещался на квартирах полк, обязана была выставить вместо дизертира нового рекрута. Стоит ли говорить, что в таких условиях солдаты не могли питать к своему командиру никаких чувств кроме страха и ненависти. То, что в американской армии Джорджа Вашингтона было известно как «fragging», имело давнюю историю и уходило корнями в нашу эпоху, эпоху Мальборо, Евгения Савойского, когда закладывались основы регулярного воинского порядка, основанного на жестокости и страхе. «Fragging» - это когда офицер получал в бою пулю в спину от своих солдат, что не было такой уж редкостью.

По отношению к противнику, населению, пленным проявлялась жестокость, доведенная до крайних пределов. Продолжали практиковаться варварские обычаи награждать войска добычей посредством разграбления взятого приступом города. Жестокие уголовные наказания за преступления в военное время не могли остановить бесчинств и безобразий, производимых солдатами на оккупированных территориях.

Опустошения, грабежи, бесчеловечное отношение к пленным омрачали самые выдающиеся подвиги великих полководцев. Жестокость французских солдат на Рейне и в Палатинате уподобляют их походы нашествию гуннов и монголов. Блистательные победы французов при Флерусе (1690 г.), при Неервин-дене (1692 г.), при Марсалине (1693 г.) сопровождались резней, бесчинствами, грабежами беззащитных жителей, не взирая на присутствие в армии целой фаланги администраторов и чинов, призванных стоять на страже закона.

Русский военный историк в связи с этим пишет: «Что касается жестокости, с которой велась война, то ее можно изобразить не иначе как самыми мрачными красками. По причине всеобщего религиозного и политического ожесточения и беспрерывных войн нравы огрубели, одичали, ожесточились до крайности. И войска, и полководцы этого времени носят на себе отпечаток этой грубости, этой дикости, этого ожесточения и представляют собой странное сложение блистательных военных доблестей с самыми гнусными пороками»27. Другая проблема, с которой пришлось столкнуться регулярной европейской армии, - это ужасающих размеров дезертирство. Рекрутская повинность и конскрипция создали массовые армии, но они имели и обратную сторону - в случае задержки жалованья или неудолетворительного довольствия, а иногда из-за жестокого обращения насильно мобилизованный солдат бежал из армии. Особенно угрожающих размеров приобретало дезертирство в Пруссии и Франции. Маршал Вильяр вспоминал, что фуражировка около Нейбурга в 1703 году стоила французской армии больше людей, чем разгром при Гохштедте. В войсках Мальборо к «большой фуражировке» (grand forage) готовились как к важной операции: район предстоящей фуражировки оцеплялся конными дозорами, перед каждой деревней выставлялись заградительные отряды из наиболее преданных отрядов, отряженные войска отправлялись на заготовки под усиленной охраной. Это помогало только отчасти. С дизертирством боролись, с другой стороны, активизируя военно-юридическую работу. К сожалению, эта деятельность не давала осязаемых результатов. Введение комиссариатских и интендантских органов, жесткий контроль за обеспечением солдат всеми видами довольствия только временно улучшал их материальное положение. В армии процветали взяточничество и злоупотребления. Резкий контраст между утопающим в роскоши высшим офицерством и прозябающими в крайней бедности нижними чинами достиг угрожающих размеров. Когда солдаты от голода разбегались, комиссары, поставщики провианта тратили миллионы на увеселение в Париже и забавы.

Вновь созданный военно-юридический аппарат с трудом справлялся с пороками, имевшими место в европейских армиях. На законах об ответственности военнослужащих за преступления отразилось влияние изуверской Каролины - немецкого военно-уголовного положения императора Карла V 1532 года. Право носит ярко выраженный карательный, но не воспитательный характер. Продолжалась культивироваться жестокость при наказаниях. Порки и шпицрутены заменили членовредительские наказания. В военное время широко применялась смертная казнь за измену, трусость, сопротивление офицеру, возбуждение к мятежу. За преступления целых частей, бегство с поля боя прибегали к децимации (казнь каждого десятого по жребию).

Измена во всех военно-уголовных кодексах квалифицировалась как самое позорное преступление.

Созданные специально для надзора за выполнением закона в частях генерал-аудиторские службы, военные суды способствовали определенному улучшению дисциплины и правопорядка в войсках, но полностью карательная система наказаний не могла заменить нравственного воспитания солдата, поддержания в нем высокого чувства долга и гражданской ответственности, дисциплинированности и патриотизма.

Таким образом, развитие производительных сил и социально-экономических буржуазных отношений дало мощный импульс развитию военного искусства в XVII веке. На строительство армии, их организационную структуру большое влияние оказало развитие военной техники: повышение маневренности артиллерии, создание ружья с кремневым замком и бумажным патроном. Насыщение войск огнестрельным оружием превратило его в решающее средство вооруженной борьбы. В самостоятельный род войск выделяется артиллерия. В соответствии с этим совершенствовалась тактика боя и стратегические взгляды на ведение войн. Развивались способы применения в бою пехоты и кавалерии. Усложнение тактики и вооружения поставили вопрос о систематическом военном обучении, а постоянные войны - о подготовке резервов и создания массовых армий. Основным методом комплектования оставалась вербовка. В военное время все чаще прибегают к рекрутским наборам с населения.

Появление постоянных регулярных армий требовало принципиальных изменений вопросов тылового обеспечения войск. Создаются постоянные органы тыла, внедряется централизованная система обеспечения и довольствия армии.

Существенные изменения претерпела юридическая сторона военной организации. В европейских армиях создаются военные уставы, артикулы, инструкции.

В комплексе все эти изменения в военном деле явили на свет качественно новую военную организацию и военное искусство, отвечающую требованиям современной войны.