«Мы начнем повесть с того, что Ярицлейв конунг правил в Гардарики и Ингигерд княгиня, дочь Олава конунга Шведского, была мудрее всех женщин и хороша собой». Такими словами открывается свод исландских королевских саг «Гнилая кожа». А в «Пряди об Эймунде» об Ингигерд сообщается, что «она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги».
      О том, как Ингигерд, дочь шведского конунга Олава правившего с 995 по, вероятно, 1021 г.) и Астрид (вероятно, происходившей из балтийско-славянского племени венедов), стала женой русского князя Ярослава Владимировича Мудрого (великого князя киевского 1016—1018, 1019-1054 гг.), говорится в значительном числе древнескандинавских источников конца XII — первой трети XIII в.: в «Истории о древних норвежских королях» монаха Теодрика, в «Обзоре саг о норвежских конунгах», в «Легендарной саге об Олаве Святом», в «Гнилой коже», в «Красивой коже», в «Отдельной саге об Олаве Святом» и в «Саге об Олаве Святом» в «Круге земном» Снорри Стурлсона, а также в хронике бременского каноника Адама Бременского.
      От источника к источнику мотив обрастает подробностями. Если монах Теодрик сообщает лишь, что Ярицлав «женился на Ингигерте, к которой... сам [Олав] сватался, но не смог взять в жоны», не раскрывая причин, по которым брак не состоялся, то автор «Обзора» достаточно лаконично, но уже формулирует ту версию, которая будет позднее пространно изложена Снорри Стурлусоном: Ингигерд «была раньше обещана» Олаву Харальдссону, но «нарушил ее отец те обещания по причине гнева». Вопреки заключенному ранее договору, Олав Шведский выдал Ингигерд «за Ярицлава, конунга Аустрвега».
      В «Легендарной саге» возникает еще одна тема, которая получит развитие у Снорри, — предварительные переговоры между русским князем и шведским конунгом. Правда, если здесь речь идет о том, что «полетели послания между ними», то в «Круге земном» говорится о двух посольствах, направленных Ярославом в Швецию. В «Легендарной саге» также сообщается, что Олав отдает свою дочь в жены Ярицлейву «с большим богатством». Казалось бы, эта ремарка саги нигде более не находит развития. Но, когда Снорри Стурлусон рассказывает о том, что Ингигерд получает в качестве свадебного дара Альдейгьюборг (Ладогу) и то «ярлство», которое к ней относится, он обозначает свадебный дар Ярицлейва термином tilgjqf, известным по древнейшему норвежскому областному судебнику второй половины XII в. — «Законам Гулатинга», — нормы которого распространялись на юго-западную часть Норвегии. Условия, на которых невесте передавался tilgjqf, были вполне традиционны: величина приданого, положенного шведской стороной за Ингигерд, должна была равняться стоимости Ладоги с прилегающими к ней землями (если таковая могла быть определена) или, что вероятнее, стоимости доходов, получаемых с данной территории. Таким образом, «большое богатство», принесенное с собой на Русь принцессой Ингигерд, в рассказе Снорри подразумевается.
      Наиболее полно история брака Ярослава и Ингигерд излагается Снорри Стурлусоном. Брак Ярослава и Ингигерд был заключен в 1019 г.: эту дату называют исландские анналы; она же восстанавливается и по хронологии «Круга земного». Тем не менее датировки брака в литературе различны и достаточно произвольны. Основываясь на «Пряди об Эймунде», А.И. Лященко принимает 1016 г.; М.Б. Свердлов ссылается на Лященко, но называет 1015 г.; П.П. Толочко без какой-либо аргументации говорит о 1014 г. В работах Е.А. Рыдзевской принят 1020 г. А.В. Назаренко находит в тексте Снорри Стурлусона некоторые основания для такой датировки, хотя сам он придерживается 1019 г., каковой год и представляется единственно верным.
      Особое внимание Снорри к этому событию обусловлено тем, что оно имеет прямое отношение к истории взаимоотношений Норвегии и Швеции, в первую очередь решения пограничного конфликта, связанного с властью над западным Гаутландом. В дальнейшем Ингигерд упоминается им несколько раз как жена Ярослава и правительница Русского государства. В «объективизирующем» повествовании Снорри отображен «государственный» аспект события.
      В ряде других саг, посвященных не Олаву Святому, а иным конунгам, в том числе в «Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе» в «Гнилой коже», в «Пряди об Эймунде» и некоторых других, тема брака Ярослава и Ингигерд распространяется: кроме сюжета о браке вводится второй сюжет — их супружеская жизнь. Этот сюжет представлен в сагах в виде упоминаний образующих его важнейших мотивов и в виде самостоятельных эпизодов. Один из них, содержащий практически все составляющие сюжет мотивы, открывает сборник саг «Гнилая кожа»:
      «Мы начнем повесть с того, что Ярицлейв конунг правил в Гардарики и Ингигерд княгиня, дочь Олава конунга Шведского. Она была мудрее всех женщин и хороша собой. Говорится о том, что конунг тот Ярицлейв велел построить себе прекрасную палату с великой красотой, украсить золотом и драгоценными камнями и поместил в ней добрых молодцов, испытанных в славных делах, утварь и боевую одежду выбрал для них такую, какой они уже раньше оказались достойными, и все находили, что и убранство палаты, и те, кто были в ней, подходят к тому, как она устроена. Она была обтянута парчой и ценными тканями. Сам конунг был там в княжеской одежде и сидел на своем высоком месте. Он пригласил к себе многих почетных друзей своих и устроил пышный пир. И шла в палату княгиня в сопровождении прекрасных женщин, и встал конунг ей навстречу, и хорошо приветствовал ее, и сказал: "Видала ли ты где-нибудь такую прекрасную палату и так хорошо убранную, где, во-первых, собралась бы такая дружина, а во-вторых, чтобы было в палате такое богатое убранство?" Княгиня отвечала: "Господин, — говорит она, — в этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но все-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах". Конунг рассердился на нее и сказал: "Обидны такие слова, — сказал он, — и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу" — и ударил ее по щеке. Она сказала: "И все-таки между вами больше разница, — говорит она, — чем я могу, как подобает, сказать словами". Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора. Друзья ее вступаются в это дело и просят ее успокоиться и смягчиться к конунгу. Она отвечала и сказала, что сначала конунг тот должен исправить это перед ней. Тогда сказали конунгу, что она хочет уехать, и просят друзья его, чтобы он уступил, и он так и делает, предлагает ей помириться и говорит, что сделает для нее то, чего она попросит. А она отвечала и говорит, что согласна на это, и сразу же сказала: "Ты теперь должен,— говорит она, — послать корабль в Норвегию к Олаву конунгу. Я слышала, что у него есть молодой сын, незаконный, пригласи его сюда и воспитывай его, как отец, потому что правду говорят у вас, что тот ниже, кто воспитывает дитя другого". Конунг говорит: "Тебе будет то, чего ты просишь, — говорит он, — и мы можем быть этим довольны, хотя Олав конунг больше нас и не считаю я за унижение, если мы воспитаем его дитя". И посылает конунг корабль в Норвегию» (Msk. S. 1-3; Рыдзевская. С. 43-44).
      Первый мотив, связанный с изображением в сагах брака Ярослава и Ингигерд, — любовь Ингигерд к Олаву Харальдссону, ее первому жениху. Авторы, в том числе Снорри, со свойственной сагам лаконичностью, когда речь идет о человеческих чувствах, отмечают, что Ингигерд «нравилось слушать», когда ей рассказывали об Олаве, и на вопрос посланца Олава, что бы она ответила сватам Олава, она говорит, что «не пожелала бы себе лучшего мужа». После того как на тинге Олав Шведский дал обещание примириться с Олавом Харальдссоном и выдать за него замуж Ингигерд, но стал медлить с выполнением обещания, Ингигерд «была озабочена и удручена... Она боялась, что скорее вceгo он не сдержит слова, которое дал конунгу Норвегии». Чувство Ингигерд к Олаву не остается секретом для окружающих. Принимая окончательное решение, ее отец произносит: «...как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем. Я выдам тебя замуж за такого правителя, который достоин моей дружбы». И договаривается о ее браке с Ярославом, конунгом «с востока из Хольмгарда» («Круг земной». С. 210, 211, 228, 229). В дальнейшем повествовании, изображая Ингигерд уже в качестве жены Ярослава, Снорри ни одним намеком не дает понять, что чувства Ингигерд к Олаву сохранились.
      Снорри представляет и Олава Харальдссона влюбленным в Ингигерд: узнав (от посланца Ингигерд), что шведский конунг не собирается выполнять свое обещание, Олав «страшно разгневался и не мог найти себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать» («Круг земной»). Но вскоре Олав женится на сводной сестре Ингигерд Астрид.
      В других сагах предыстория брака Ярослава и Ингигерд занимает значительно меньше места. Фактически в них лишь констатируется сам факт заключения брака, внимание же авторов сосредоточено на «тайной любви» Олава и Ингигерд. Этот мотив порождает несколько эпизодов явно вымышленного содержания, как, в частности, процитированный выше. По сообщению Снорри и авторов ряда других королевских саг, Магнус попадает на Русь не самостоятельно, в качестве воспитанника Ярослава, а вместе с отцом, который, возвращаясь на родину, оставляет ребенка в безопасном месте. Именно эту версию приезда Магнуса на Русь предпочел Снорри, который знал и использовал «Гнилую кожу». Критичность Снорри к своим источникам хорошо известна, и, очевидно, у него были вполне убедительные основания отвергнуть мотивировку «Гнилой кожи», а вместе с ней и весь эпизод. Тем самым мотивировка приезда Магнуса к Ярославу в «Гнилой коже» (отсутствующая, как и весь эпизод, в других сводах саг, кроме заимствовавших этот текст практически без изменений «Книги с Плоского острова» на дополнительных листах и «Хульды»), оказывается не только недостоверной, но и совершенно очевидно производной от рассказа о ссоре Ярослава и Ингигерд.
      Более того, в эту, как мы видим, недостоверную мотивировку, автор рассказа вплетает мелкие детали, столь же недостоверные, но подчеркивающие его основную мысль. Так, например, Ингигерд ставит условием примирения с Ярославом приглашение Магнуса, «потому что правду говорят у вас, что тот ниже, кто воспитывает дитя другого», т.е. сознательное унижение Ярослава. Впрочем, ничего унизительного в этом предложении на самом деле не было: практика воспитания детей в чужих семьях была широко распространена в Скандинавии, причем, как правило, в качестве воспитателей выбирались люди богатые и знатные, равные по положению родственникам воспитанника, подчас и обладавшие более высоким статусом. Так, например при дворе Ательстана воспитывался сын Харальда Прекрасноволосого Хакон, что никоим образом не могло ущемлять достоинство могущественного английского короля. Не случайно Ингигерд ссылается на местный обычай («говорят у вас»), о существовании которого ничего не известно. Однако приглашение Ярослава придает художественную завершенность эпизоду.
      Мотив «тайной любви» Ингигерд упоминается и в некоторых других сагах. Очевидно, что этот мотив был хорошо известен в Норвегии и Исландии как составителям саг, так и их слушателям, — для того чтобы оживить его в памяти слушателей, достаточно было и краткого намека. Почему же он оказался столь популярен в Скандинавии: из-за его исторической достоверности или по каким-то иным причинам?
      Конечно, одной из причин было распространение в Скандинавии куртуазной литературы с ее темой «тайной любви». Французские романы о Тристане и Изольде, Бланшефлёр и др. не только пересказывались, но и стали объектом подражания, и по их мотивам было создано несколько саг с героями-скандинавами. Вероятно, еще большее влияние оказало формирование образа Ингигерд по типу «героических женщин» древнескандинавской литературы. Преломленный для характеристики женского персонажа, стереотип скандинавского конунга на Руси заставил наделить Ингигерд полным набором традиционных женских «героических» качеств, в которых она превосходит всех остальных женщин: Ингигерд красива, умна, находчива, решительна, способна к неординарным действиям, наконец, щедра. Героини древнескандинавского эпоса и саг, рисуемые подобным образом, всегда оказываются в центре сложной и трагической любовной истории, завершающейся, как правило, их гибелью: таковы Брюнхильд в сказании о Нифлунгах, героини «Саги о людях из Лососьей Долины», «Саги о Гуннлауге Змеином языке» и др. Прототипы сагового образа Ингигерд толкали на создание трагической любовной истории, в которой она играла бы центральную роль. Неудавшееся сватовство Олава подсказывало героя этой истории.
      Таким образом, на основе нескольких исторических фактов (сватовство Олава, брак Ингигерд с Ярославом, пребывание на Руси малолетнего сына Олава) возникает литературный мотив, в рамках которого создаются самостоятельные рассказы, включаемые в саги.
      Стереотип скандинавского конунга оказал воздействие и на сопоставительную характеристику Ингигерд и Ярицлейва, Эймунда и Ярицлейва. И в «Пряди об Эймунде», и в «Саге о Магнусе и Харальде Суровом Правителе» Ингигерд представлена в качестве мудрого спасителя и помощника русского князя. Она даст ему советы и в критические моменты принимает личное участие в разрешении конфликтов. Решительности и твердости Ингигерд противостоят безволие и слабость Ярицлейва, ее ум и находчивости — его пассивность, ее щедрости — его скупостью. Ее полное моральное превосходство признается и самим Ярославом: в «Гнилой коже» Ярицлейв примиряется с Ингигерд ценой согласия с унижающим его предложением пригласить Магнуса на воспитание.
      Ярицлейв противопоставляется и Эймунду как носитель качеств, обратных достоинствам викинга. Сага последовательно наделяет Ярослава негативными чертами, которые проявляются в его взаимоотношениях с Эймундом и его дружинниками. В первую очередь, Ярицлейв избегает активного участия в борьбе с братьями. Он поручает своим скандинавским наемникам наиболее опасные акции, сам оставаясь в стороне. Вот Эймунд выясняет планы Ярицлейва при нападении Бурицлава: «Теперь надо подумать и решить — собирать ли войско, или вы хотите, господин, чтобы мы, норманны, одни защищали страну, а ты будешь сидеть спокойно...», — предлагает Эймунд, на что Ярицлейв отвечает: «Так и я хочу». Ярицлейв вероломен и не желает брать на себя ответственность. Фактически подстрекая Эймунда к убийству Бурицлава, своего брата, Ярицлейв, когда уже убийство совершено, «краснеет» и обвиняет Эймунда в «поспешном решении». Он нерешителен и нетверд духом. В критические минуты он советуется с Эймундом, полагаясь на его решения. Он боится расстаться с варягами, потому что «мы ведь теперь не можем обойтись без вашего разумения». Наконец, Ярицлейв отличается чрезвычайной скупостью: Эймунду приходится каждый раз чуть ли не угрозами добиваться выплаты жалованья, которое было оговорено при поступлении отряда на службу. Сага создает тем самым не отрицательный образ конунга (стереотип скандинавского конунга, наделяемого негативными характеристиками, в первую очередь предполагает отсутствие у него удачи, что ведет к поражениям в битвах, неурожайным годам и пр.), — а образ, черты которого оттеняют достоинства Эймунда. Единственное исключение в этом наборе характеристик — скупость Ярицлейва, которая не находит параллели в изображении Эймунда, поскольку он не является конунгом, но которая является противоположностью к обязательному качеству конунга — щедрости.
      В то же время «Прядь об Эймунде» в общей характеристике Ярослава («Ярицлейв конунг не слыл щедрым, но был хорошим правителем и властным»), и в описании конкретных событий, например, первой битвы Ярицлейва с Бурицлавом, отступает от стереотипа. Ярицлейв оказывается в первых рядах сражающихся и получает ранение в ногу.
      Таким образом, представляется, что изображение Ярослава Мудрого в «Пряди об Эймунде» многослойно. С одной стороны, оно определяется художественными задачами саги. Героизация образа Эймунда, бесспорно, оказала решающее влияние на формирование образа Ярослава и обусловила последовательное противопоставление его образу Эймунда: наделение его чертами, которые с наибольшей яркостью оттеняли бы достоинства героя. И если даже Ярослав действительно обладал какими-то из приписываемых ему сагой негативных качеств, на что как будто указывают некоторые его поступки, упомянутые летописями, то сага подчеркивает и гиперболизирует их. С другой стороны, здесь же в саге присутствуют описания ситуаций, в которых Ярицлейв действует не в соответствии с заданными ему качествами, что корректирует его «литературную» характеристику и, возможно, отражает реальные черты его характера.
      Саговый образ Ярослава, как можно видеть, формируется в Скандинавии не в соответствии с реальностью, а как литературный образ протагониста персонажей, изображаемых в соответствии со стереотипом «скандинав на Руси» — его жены Ингигерд, наемника Эймунда и др. Вряд ли стоит искать в великом князе Ярославе Владимировиче Мудром те черты, которыми наделяют его саги: они обусловлены «литературным этикетом» и имеют под собой традиционные мотивы, а не исторические сведения.



   назад       далее